— А Макс бы пробурчал, что я медленнее черепахи. Вот у них в армии… — усмехнулся Егор и подержал куртку, помогая Тане попасть в рукава.
— Он служил? — От вида грязи на сапогах она недовольно поморщилась.
— Ага, был военным экономистом.
— Как же он попал к тебе?
— Так же, как и учитель математики стал маркетологом. Жизнь… Кто знает, что еще бывает в этой жизни?
Княжев вытащил из ящика бархотку и неожиданно прошелся ею по Таниной обуви, возвращая блеск и глянец. Потом так же быстро вытер свои туфли и скрылся в кухне помыть руки. Таня гулко сглотнула. Черт, как неловко и… безумно приятно! Егор вернулся в коридор и надел туфли. С полочки у вешалки взял часы и застегнул ремешок.
— Ух ты, совсем опаздываем!
Они спустились в гараж, который действительно располагался под домом. Егор включил подогрев воздуха и вырулил на улицу. Там машина сразу же рванула с места и помчалась по дороге. Она в самом деле понимала хозяина с полуповорота руля, ловко маневрировала среди утренних «пробок» и охотно разгонялась на прямых участках. В рычании ее мотора Таня слышала насмешку над собой, над своим страхом, но все равно вжималась в кресло на каждом перестроении и цеплялась пальцами за ручку на двери.
Проезд во двор Тани загораживал грузовик, который медленно сдавал назад. Егор не стал ждать и притормозил чуть дальше у дороги. Отстегнув ремень безопасности, он перегнулся к Тане и нежно поцеловал ее в губы. Едва она откликнулась на ласку, скользнул языком внутрь и пробежал им по границе зубов и десны, а потом медленно отстранился.
— Прости, надо лететь, иначе Бобр точно взбесится. А ты спокойно собирайся и не думай про опоздание. Ну, до завтра.
Внезапно Княжев чуть опустил намотанный шарф Тани и лизнул ее в оголившуюся шею, а потом еще и еще. Зачем, ну зачем он так? Разве не понимает, что после таких прикосновений невозможно отпустить его? Нет, наверное, не понимает, иначе бы перестал мучить ее.
— Ты же должен ехать…
— Должен… — и Егор снова потянулся к губам.
Таня с усилием повела в сторону головой и распахнула дверь. Внутрь машины залетел уличный шум. Шуршание шин по плохо почищенному асфальту, перекрикивания галок на деревьях, аханья рано проснувшихся малышей на ледяной горке…
Едва Таня вышла из машины, та резко тронулась, будто получила свободу, и мгновенно скрылась из виду. А вытащенный из кармана телефон показал время: девять пятнадцать. Княжев все-таки опоздал на совещание.
Глава 19
Гулко звякнули о тумбочку ключи. Она уже дома. А как дошла — не помнит. Вроде бы надо спешить и собираться на работу, но ноги словно в густом киселе: двигаются медленно и с усилием. Тихо, как же здесь тихо. Даже будильник молчит, обиженно раскрутив пружину до конца и не дождавшись нового завода. Снимая сапоги, Таня задела воздушный шар, подарок Светы. Тот упруго подлетел, ударился сперва о вешалку, потом о тумбочку и отскочил к стене.
Она проследила глазами его полет и кивнула. Да, вот что удивило в собственной квартире — ее наполненность, даже загроможденность вещами. Впервые это стало понятно после пустующих комнат Егора. А жизнь в доме существует, подпитываясь энергией предметов и воспоминаниями хозяев. Теперь Таня осознала это совершенно точно.
Вот эта вешалка. Когда ее прибивали, мама основательно приложила себе молотком по пальцу, и ноготь долго оставался почерневшим. После этого злополучная доска с крючками пылилась несколько недель в углу, пока мама не набралась смелости вновь взять в руки инструменты.
Мебельная горка в зале служила дежурным складом, в который засовывалось все нужное и ненужное. Последнего оказывалось всегда больше, причем в таких количествах, что по всем законам оно не могло вместиться в ограниченное пространство. Может, там существовала волшебная стенка, за которую проваливались старые вещи, освобождая пустое место? Или за тайной дверцей жил неприметный пожиратель, а по ночам он изучал содержимое шкафов и съедал пыльный хлам? Загадка эта осталась без ответа и по сей день.
Люстра… О, несколько раз в году ее заботливо мыли. В воду мама неизменно добавляла пару капель нашатыря в надежде вернуть хрусталикам утраченный блеск. Задание же Тани состояло в том, чтобы повесить хрупкие висюльки обратно. Она это послушно делала и никогда даже не намекнула, что жутко боится упасть с поставленных друг на друга стульев.
Может, и хорошо, что вещи не умеют говорить, иначе они бы бесконечно шептали свои истории. И продавленный с одной стороны диван, и это кресло под плюшевым покрывалом с кисточками, и потрескивающая настольная лампа с перекрученным проводом, и ковер с треугольным отпечатком утюга сбоку…