Она даже перекрестилась перед тем, как чуточку приоткрыть крышку и сдвинуть половик. И воздух не хватала полной грудью, а сперва сделала крошечный глоточек, словно пробовала опасное питье… Нет, это питье не было отравлено!
От щемящего счастья слезы хлынули потоком. Облегчение было таким огромным, что обессилило ее, и Тина еще какое-то время лежала на полу в кухне – ни о чем не думая, ничего не чувствуя, а просто так – тихо, слабо всхлипывая.
Потом ей стало холодно. Еще бы: целую ночь пролежать, можно сказать, в могиле, в одной только ночной рубашке да плащике!
Да, а ночь-то прошла, за окном светило солнце. День начинался чудесный!
Тина бросила взгляд на циферблат и ахнула: уже час дня! Вот это был обморок… настоящий летаргус. Неудивительно, что она чувствует себя так, словно вернулась с того света. По сути дела, это так и есть.
Странно, конечно: в воздухе не осталось даже намека на тот сладковатый, чуть гнилостный аромат, который едва не свел ее в могилу. Пахло неубранной посудой, чуть-чуть газом – в смысле, знакомым и родным пропан-бутаном, слегка – вином, оставшимся в рюмке Валентина… Вспыхнули в памяти откровения Виталика, сжала сердце вспышка боли, но тут же и отпустила.
Пожав плечами – между прочим, довольно трудно проделать это, лежа на полу, – Тина начала подниматься.
Было страшно выйти из кухни, а уж заглянуть в спальню… Тина беспомощно простояла несколько минут в коридоре, комкая у горла ворот плаща, потом, решившись, рванула дверь, бросила на кровать перепуганный взгляд – да так и ахнула: подушка была пуста.
…Она искала довольно долго: переворошила простыни, одеяло, подушки, даже в наволочку, даже под кровать не поленилась заглянуть. Потом задумчиво взглянула в окно.
Маловероятно, что человек, бросивший коробочку в комнату, вскоре после этого просочился сквозь решетку, чтобы забрать ее и уничтожить следы преступления. А уж если допустить это, следует пойти дальше и признать, что он непременно обшарил бы квартиру, не обнаружив хладного трупа ни на кровати, ни под ней. И нашел бы тайное убежище! Ведь при закрытой снаружи двери и охраняемых окнах ей просто некуда было деваться, кроме как провалиться сквозь землю!
И вдруг, влекомая внезапным подозрением, Тина пробежала через коридор и с силой крутанула ручку замка. Та повернулась как по маслу, дверь приотворилась, и порыв сквозняка коснулся босых ног.
Машинально заперлась, и вдруг ее шатнуло к стене. Опять зашлось, зашлось по-вчерашнему сердце…
Что это значит? Она ведь отлично помнит, как ломилась сюда ночью, а ручка замка стояла мертво, словно снаружи была заблокирована!
Ах, да все очень просто. Убийцы уверились, что с Тиной кончено, и ушли от двери. Только и всего.
Внезапный звонок заставил ее подскочить. И еще звонок, и еще!
Да ведь это телефон. Телефон, который ночью не работал!
Тина бросилась к аппарату и уставилась на него так пристально, словно не только вслушивалась в раздирающие ухо звонки, но и пыталась увидеть их.
Протянула руку к трубке… опасливо отдернула ее… а когда все-таки решилась поднять, звонивший, очевидно, уже утратил терпение: только короткие гудки были ответом на сиплое Тинино:
– Алло?..
Телефон, значит, работает. Дверь снаружи не заперта. На постели нет пустого баллончика. В воздухе нет даже намека на губительный газ. Раскрытый погреб и скомканный половик – вот единственные доказательства ночного кошмара.
Кошмара?.. То есть… страшного сна?
Ноги подогнулись, и Тина тяжело села на табурет. Прижала ладони к глазам. Ее разрывали два чувства: огромное, обессиливающее облегчение – и просто-таки лютая ненависть к самой себе.
Да… неудивительно, что Виталий периодически смотрел на нее как на сумасшедшую!
Эта ненависть к себе не оставляла Тину довольно долго и подвигла ее на свершение немалого количества бытовых подвигов. Она перемыла вчерашнюю посуду, затолкала в стиральную машину белье, и, пока умная итальянка удовлетворенно урчала, занимаясь любимым делом, Тина навела блеск во всей квартире. Убираясь на кухне, стыдливо отворачивалась от погребка и с особым тщанием прикрыла его половиком – этим памятником собственной дурости. Потом подкрепилась остатками вчерашнего копченого мяса и чаем, перегладила выстиранное и высушенное белье, подумав при этом, что отвращение к себе – чувство, оказывается, весьма продуктивное и в хозяйстве полезное. Обычно неглаженое белье копилось неделями, потому что гладить Тина терпеть не могла, а если она уж чего-то не любила, так не любила глобально, от всей души!
Наконец все дела были переделаны, ванна принята, дурная голова вымыта, и Тина стала посреди квартиры, рассеянно озираясь и отчаянно жалея, что больше делать нечего. Суета, как бесов, изгоняла остатки той жути, которая все-таки угнездилась во всех углах и с которой Тина ничего, ну ничего не могла поделать, как ни взывала к своему разуму и душевной (а также физической) трезвости. Да, да, да, глюки, вызванные, очевидно, коктейлем из легкого мозготрясения в сочетании с мартини и пренеприятнейшими разговорами. Тина уже замаялась повторять себе это, а по-прежнему было страшно.
Хотела заняться очередным полезным делом, поставив кассету «Элементарных навыков», замечательного сверхускоренного курса английского, однако кассету почему-то не нашла.
Включила телевизор.
– Страшная катастрофа произошла вчера около пяти часов вечера на пересечении улиц Калашникова и Стрелковой, – сообщила дикторша из телеканала «Диалог». – «Волга» на полной скорости врезалась в маршрутное такси номер сорок. К счастью, ни пассажиры, ни водитель «маршрутки» серьезно не пострадали, чего нельзя сказать о водителе «Волги». Им оказался Герман Серегин, директор печально известной фирмы «Элементарные навыки», в офисе которой недавно произошел страшный взрыв, унесший жизни четырех сотрудников и уничтоживший все имущество фирмы. Господина Серегина не было в офисе в момент взрыва, и вполне естественно, что у следственной группы, ведущей это дело, появились к нему некоторые вопросы. Однако теперь их едва ли удастся задать, ибо вчерашняя авария закончилась для Германа Ивановича весьма плачевно: он погиб. Информированные источники не отвергают версии о самоубийстве, однако, как нам стало известно, у Серегина было больное сердце, недавно он перенес микроинфаркт. Вполне возможно…
Тина рванулась и выключила телевизор. Только сейчас дошло, что речь шла о той самой аварии, в которой «участвовала» и она.
Ужас. Это ужас! Смерти, смерти, смерти…
Она заметалась по комнатам и вдруг почувствовала, что не может больше сидеть дома.
Но стоило представить, как страшно будет ходить, озираясь, по улицам, а потом возвращаться в населенную призраками квартиру…
Тина стояла посреди комнаты, чувствуя себя одновременно лебедем, раком и щукой, как вдруг снова зазвонил телефон.
Взяла трубку и буквально заставила себя прижать ее к уху, хотя ей так хотелось держать ее на расстоянии, словно оттуда мог раздаться «контрольный выстрел».
– Ал-ло?..
Фу, как дрожит голос, слушать противно!
– Тина?
– Да… Виталий, здравствуйте.
– Ох… – У него вдруг сел голос. – Ну, слава богу!
– А что такое?
– Да что-то вдруг за вас переволновался. Понимаете, меня тут совесть поедом ела, ну, я с самого утра начал вам названивать, чтобы извиниться. Буквально с семи часов. Вас что, дома не было?
Тина пожала плечами. Что сказать? Если она лежала под полом собственной квартиры, это как считается, была дома она или нет?
– А, просто я на ночь отключила телефон, да и забыла об этом, – наконец-то вывернулась. – Только сейчас включила, а тут и вы позвонили.
– Тиночка, вы меня простите, Христа ради, за вчерашнее, – покаянно сказал Виталий. – Честное слово, сам не знаю, чего это меня вдруг понесло!