«А обязательно что-то придумывать? Может, я так поваляюсь?»
Солнце перешло на запад, окрашивая небо в оранжево-розовый градиент, в паре десятков метров вставали лёгкие стены, поверх встала черепичная крыша и паркетный пол. В одну из стен встало окно почти во всю ширину, а в другую простая, но красивая дверь из красного дерева. От двери прямо поверх травы ложилась брусчатка, по бокам от которой вырастали клёны с золотистыми листьями, на некоторых из которых уже щебетали птицы. Дорожка подводила к небольшой площади с фонтаном в центре: из голубоватого камня в середине стояла статуя дельфина, будто бы выпрыгивающего из морской глади с тучей брызг. По бокам стояли выделанные из чёрного металла лавочки: спинки были сплошь свиты невозможными узорами, а оканчивались они резными и закрученными ручками, переходящими в ноги лавок. С площади в разные стороны уходили и другие дороги, но даже отсюда можно было увидеть, что почти все ведут в тупик, лишь одна заходила куда-то в лес, где, скорее всего, так же оканчивалась на ровном месте.
Артём снова встал, осмотрел то, что получилось и вдохнул прохладный вечерний воздух. Видимо, положение солнца всё же влияло на то, какая будет температура на этой воображаемой улице.
«С новосельем!» – юноша прошёл в пустой дом, разглядывая покрашенные белым цветом стены, шоколадного цвета пол и потолок. – «Жаль, пустовато тут»
Возле окна возник большой писательский стол из дуба, на котором заранее встала толстая стопка бумаги, по одной из стен расползлись различного рода картины неизвестного автора, чайный столик, пара стульев, тумбочка, комод и гардероб, заранее вставший в угол комнаты. Слева от стола встал мягкий коричневый угловатый диван, сидя в котором человек утопал под действием собственного веса. В центре расстелился пушистый белый ковёр, прямо над ним возникла серебренная люстра с зажжёнными свечеобразными лампами, настольная лампа такого же цвета отправилась на стол, окно закрылось плотными бежевыми шторами, которые тускло солнечные лучи сквозь себя. После осмотра мебели, он решил заняться их расстановкой позже, вышел обратно на улицу, сделал вдоль дома дорожку из мелких камешков, вырастил два ветвистых дерева, между которыми повис гамак. Прямо под солнцем возникли дымящие, возможно нереальные даже для этой фантазии деревенские дома, послышался далёкий крик петуха, вторящий щебетанию птиц, жужжанию мелких насекомых, не норовящих помешать своим присутствием, да дуновению ветра. Самой сложной процедурой по мнению Артёма стало создание холма с беседкой, куда тут же отправилась одна из свободных дорожек, расширение лесного массива и выкапывание лазурного речного потока, чьё журчание было слышно отовсюду с участка фантазёра.
Наконец, Артём открыл глаза и смог насладиться тем, что у него неплохо получается превратить некоторые вещи в «реальность». Через минуту он уже вошёл в дом и начал переставлять мебель: чайный столик встал перед диваном, сбоку он него же встала тумбочка, а комод так и остался возле той стены, где были все предметы роскоши. В хаотичном порядке по стенам разбросались картины, лишь стулья остались на своём месте; возле писательского стола встало роскошное компьютерное кресло. Уже выходя на улицу, дабы проснуться, дверь отворилась и Сущность вальяжно прошёл навстречу, присвистывая.
– Вижу, ты неплохо устроился.
– Быть творцом не так уж и трудно, когда знаешь, на какие кнопки тыкать, – Артём решил задержаться и упал на диван.
– Значит, тебе нравится новый образ?
– Скажу так: неплохо. Даже очень неплохо. А кроме создания нового вида цивилизации существуют ещё какие-то ограничения?
– Не знаю. Но вот ограничение разумности стало для меня самым страшным ударом: тут иногда настолько одиноко, что можно с ума сойти.
Артём невольно усмехнулся.
– Да уж, мы ведь с тобой абсолютно и безоговорочно сохранили адекватность мышления!
– Ты сомневаешься в этом?
– Совсем чуть-чуть, я бы сказал, абсолютно не сомневаюсь в том, что у меня что-то не так с мозгами и я чем-то болен. У этой болезни, кстати, даже имя найдётся.
Сущность недовольно сморщился.
– Я не плод твоих больных загонов, и уж точно не последствие разросшейся шизофрении. Ты думаешь, я сам был рад своему появлению?
– Как это вообще произошло?
– Я и сам не помню, как это вышло, но я чувствую, что долгое время ничего не понимал, а вокруг было ничего, кроме тьмы. Это странное чувство… дежавю какое-то.
– А потом?
– А потом я прозрел и начал видеть твои сны. Некоторые чисто случайно сохранились и я жадно рассматривал повторяющиеся сюжеты самых обычных и необычных вещей. И вот тогда я и начал пробовать вмешаться в это всё, хотя и получалось слишком плохо. В один момент как-то заметил, что у меня есть некоторая база данных в голове: воспоминания из твоей жизни. Самые яркие, по своему хорошие или чрезвычайно плохие, которых, к слову, немного больше.