– Почему я не удивлён? – на выдохе сказал Артём. – На самом деле, я уже собирался уходить. Так можно и весь день проспать.
– Потом всё равно вернёшься. Если бы была возможность, то все бы возвращались… – задумчиво протянул Сущность, наблюдая за появляющейся дверью с видом на потолок.
Сразу как только Артём пересёк проём, он шумно задышал и продрал глаза, перед которыми действительно висел сероватый потолок. Тело всё ещё ныло, даже дышать было сложно. Опираясь локтем о подушку, проснувшийся сел на диван, унял возникший в голове звон и попытался встать, но споткнулся и свалился обратно на диван. К горлу подступила тошнота. Отдышавшись, Артём вновь попробовал устоять на ногах, опять норовил упасть, но вовремя схватился дрожащей рукой за стол, побрёл в сторону кухни, и уже на третьем шаге понял, что свернёт в другую комнату. Через минуту, одолеваемый лихорадкой, кое-как добрёл до кухонного стола, осмотрел его и закашлялся.
«Не хватало ещё заболеть», – Артём провёл потухшим взглядом по посеревшей кухне, дотянулся рукой до чайника и необычайно легко поднял его и поставил на плиту. Он был пуст.
– Может, сначала лучше наполнить? – спросила стоящая в проходе Вера.
«Или это сон. Или заболел, или сон, всё в порядке…»
Он поставил чайник под кран и включил напор на полную. Когда он повернулся к Вере, в проходе уже было пусто.
– Идти можешь? – спросил сидящий возле стены Стас.
– Я сонный, а не в ногу стреляный, – ответил кто-то.
– Ты бы себя видел, сонный! Мамай верно подметил, что ты из стороны в сторону мечешься.
Из чайника уже вовсю выплескивалась вода. Толчком выключив воду, одолеваемый бредом писатель попробовал поднять его обратно на плиту, но даже не оторвал от дна раковины. Ручка с громким лязгом ударилась о железную стенку, болезненно вдарив по ушам. Из носа почти тут же брызнула кровь.
«Сущность, вытащи меня отсюда!» – закричал про себя Артём.
Но никто не ответил.
– Сущность! – вместо крика из глотки вырвался шёпот. Взгляд в окно отразился ещё одной волной режущей боли: солнечный свет страшно слепил, будто поджигая сетчатку.
– Может, тебе прилечь? – раздался бурлящий голос из чайника, захлёбывающегося идущей из крана кровью.
– Может, тебе прилечь? – спросил Макс, брызжа слюной. В руке торчали сотни пустых шприцов.
– Может, тебе прилечь? – прорычал Могильщик, стуча по мясистой стенке, содрогающейся от каждого удара.
– Может, пора сдохнуть? – ворвался ураган голосов, сбивший несчастного с табурета. Боль в теле не ощущалась, взгляд тяжелел с каждым мигом, проведённым на полу, а встать не получалось из-за растёкшейся по полу воде вперемешку с кровью. В дверном проёме встали тяжёлые ботинки, одетые поверх чёрных штанов.
«Может, тебе прилечь?» – без эмоций спросил Сущность.
***
– Так-с, молодого человека не тревожить денька так три, но по возможности выводить на прогулки: свежий воздух тоже лечит. А так всё с ним нормально – просто сильное переутомление. Кровь носом пошла из-за давления, обморок могу сослать на недоедание, если есть возможность, то лучше кормить его почаще, а то этот недовес с ним хороших шуток уж точно не сыграет. А так, собственно, и всё, – проговорил пухлый мужчина с докторским чемоданчиком. – Если обмороки продолжаться – сходите в больницу, назначим курс лечения. Сейчас не хочется молодую организьму химией пичкать – медицина-то медициной, а только ещё неизвестно, сколько толку от нашей этой медицины.
– Но ничего серьёзного не произошло? – спросил он доктора.
– Не-ет! Голодные обмороки, конечно – птица редкая, но я всё понимаю. Юная кровь попросилась в свободный полёт, а теперь пожинает плоды своей самоуверенности. Вы, уважаемый, сделали правильный выбор, когда решили его навестить.
– Я вижу. Вас проводить?
– Да, пожалуй. Вы ведь за ним присмотрите, пока он не очнётся?
– Постараюсь задержаться как можно дольше. У меня тоже есть некоторые дела.
– И это верно! Ну-с, – мужчина встал и пошёл в коридор, – я сделал всё, что посчитал нужным, а теперь прощайте-с.
– Спасибо, доктор.