Выбрать главу

Селиверстов шел впереди. Как всегда. Четыре охранника по обе стороны от скрипящего на рельсах катафалка. Они помогали Константину и Федору тащить тележку к станции «Площадь Гарина-Михайловского».

Тысяча пятьсот шестьдесят метров. Эту меру расстояния на Перекрестке Миров знали хорошо. Ровно столько отделяло усопшего от царства Аида. И это был не мифический мрачный брат Зевса и повелитель царства теней и мертвых. Аид — это реальный человек. И подобно своему тезке из древних мифов, он ждал мертвеца. Всегда. И когда кто-то умирал на Перекрестке Миров, люди, по обыкновению, не констатировали смерть вслух и старались не показывать горя и скорби. Они просто говорили «пятнадцать-шестьдесят». Именно эти полтора километра и шесть десятков метров были последней привилегией и последней дорогой покойника, в конце которой его ждал сам Аид.

Никто уже не помнил, было это именем или кто-то метко дал ему такое прозвище. По большому счету это никого и не интересовало. Вот он, неимоверно высокий и очень худой, сгорбленный гораздо сильней, чем большинство жителей темных подземелий города. С длинным крючковатым носом, торчащим из-под капюшона черной накидки. Старый, с огромными глазами, которые, отражая во мгле капюшона свет факелов, заставляли холодеть кровь в жилах пришельцев.

Странное дело. Никому и в голову не приходило, что этот человек рано или поздно сам умрет. Напротив, каждый житель Перекрестка Миров, невзирая на свой возраст, уже давно свыкся с мыслью, что если настигнет смерть, то через пятнадцать-шестьдесят его будет ждать Аид. Но уж лучше тихо умереть в своем жилище на пересечении Ленинской и Дзержинской линий и быть увезенным по туннелю в царство Аида, нежели сгинуть где-то на поверхности, попав в руки поклонников твари или иных фанатиков…

По мере приближения факелов силуэт Аида проступал все отчетливей. Вот показались трое послушников за его спиной, в таких же накидках. Опираясь на сучковатый кривой посох, Аид выставил перед собой свободную растопыренную кисть с длинными и костлявыми пальцами.

— Рубеж! — Его хриплый злой голос задрожал в туннеле.

Траурная процессия остановилась. Прекратила скрипеть железная тележка. Уняли свою безудержную пляску языки пламени.

— Здравствуй, Аид, — небрежно махнул рукой Селиверстов.

Он ростом не уступал повелителю царства мертвых, а телосложением был куда крепче скелетоподобного Аида. И это, безусловно, вселяло уверенность в похоронную команду, члены которой, как, впрочем, и все на Перекрестке Миров, до дрожи боялись каннибалов и их владыку.

— Здравствовать мне желаешь, Василий? — усмехнулся Аид. — А стоит ли? Все там будем.

Говорил он с какой-то непонятной иронией, а может, и с издевкой.

— Даже ты? — хмыкнул Селиверстов.

— Ну! — Аид приосанился, постукивая посохом по шпале. — Когда людишки кончатся, мне тоже в этом мире нечего будет ловить.

Он неторопливо подошел к тележке. Костя поежился: не самое приятное соседство. Однако не сделал шаг назад, чтобы не выглядеть пугливым как в глазах своих товарищей, так и в глазах Аида и его послушников.

Старик тем временем откинул покрывало с лежавшего на тележке тела.

— Старуха, — поморщился Аид. — Много за нее не дам.

— Имей хоть чуть-чуть почтения, — нахмурился Селиверстов. — Это Зинаида Федоровна. Учительница, уважаемый человек.

— Была! — Аид произнес это громко и поднял кривой указательный палец. — Была, Василий, — добавил он чуть спокойней. — А теперь это просто мертвяк. И уж былые заслуги вкуснее ее не сделают. Она худая и морщинистая. Так же и мы будем морщиться за трапезой нашей.

— Ты тоже худой и морщинистый…

Аид дернул головой, подошел вплотную к Селиверстову, приподнял посох и легонько постучал им Василия по плечу.

— Я живой, Вася.

Сказав это, старик вернулся к покойной.

— Отчего она умерла? — спросил он более спокойным тоном.

— Сердце остановилось от старости, — ответил Селиверстов.

— Дружочек, от старости еще никто не умирал. Чем хворала?

— Никаких инфекционных заболеваний. Это точно.

— Ну, в прошлый раз вы мне жмура привезли с гангреной, — укоризненно покачал головой Аид.

— Так ведь я тогда сразу тебя предупредил насчет гангрены. А здесь — сердце.