Сделать следующий вывод не составляло труда: подрывник повредил символы, защита рухнула, прутья стали терять плотность, и на волю вырвался когтистый. Тот, который оставил следы на мраморных плитах гостиной и рыкнул на весь особняк. И оторвал голову шофёру.
«Шаб?»
По всему выходило — да. Во всяком случае, это объясняло приказ на уничтожение — что ещё делать со смертельно опасной тварью?
«Кто он? Тигр? Медведь? Но если он просто зверь, то к чему эти символы?»
Размышляя, Кирилл подошёл к двери лифта, оказавшейся точно такой же, как и на площадке первого этажа: старой, металлической, отделанной медью.
И запертой.
И только тут до Кирилла дошло: костюм дворецкого! Если у кого-то и могли быть ключи, то у него — у дворецкого!
— Я не обыскал костюм!
Всё верно — не обыскал, потому что в тот момент был слишком растерян и ещё не чувствовал сидящего внутри зверя.
Кирилл обругал себя, бросился на лестницу, быстро, но соблюдая осторожность, вернулся в гостиную, вошёл, предварительно убедившись, что в ней никого нет, ощупал карманы пиджака и завладел связкой из трёх ключей — больше в одежде ничего не нашлось. Выпрямился, собравшись уходить, но замер, устремив взор на «младшую» картину. Она по-прежнему стояла на треноге, только вместо карлика Кирилл увидел на холсте крепкого, нестарого мужчину в чёрной рясе с откинутым капюшоном. Мужчина явно позировал, небрежно облокотившись на могильный крест, а за его левым плечом поднималась башня с длиннющим шпилем, показавшаяся Кириллу отдалённо знакомой. Шпиль венчал золотой кораблик.
— Что за фокусы? — Кирилл обошёл картину, убедился, что надпись «Шаб должен сдохнуть!» с оборота не исчезла, равно как и подпись Elle, и вновь уставился на монаха. — Кто заменил картину?
Большие, слегка навыкате, глаза монаха смотрели весело, но ответа не давали. Да и не монах был изображён на полотне: присмотревшись, Кирилл понял, что лупоглазый позирует у осквернённой могилы.
И не удивился.
Вышел из гостиной, с первого раза угадал ключ от двери лифта, открыл её, заглянул в шахту и поморщился: кабина стояла в подвале и двигаться никуда не собиралась. Возможно, потому что кто-то отключил питание лифта, а возможно, потому что крыша кабины была буквально «взорвана», выломана изнутри, и все механические устройства сиротливо валялись на полу.
— Всё равно в подвале я уже был.
Кирилл посмотрел наверх.
Дом старый, с высокими потолками, до следующей двери не менее пяти метров, но их можно преодолеть по металлическому тросу. Кирилл схватился за него, но тут же отдёрнул руку — трос оказался колючим из-за множества острых металлических волосков. Пришлось вернуться в гостиную, порвать сорочку дворецкого и обмотать руки тканью. На «маленькую» картину Кирилл смотреть избегал, но, выходя из зала, не удержался, бросил взгляд и громко выругался: «монах» уступил место широкоплечему русоволосому мужчине с тёмными глазами и лицом воина: твёрдым, жёстким, уверенным. Но при этом — приятным. С лицом рыцаря, а не мародёра. Мужчина стоял на арене, скрестив на груди руки и небрежно наступив на отрубленную голову врага.
«Это Шаб?»
Всё может быть.
Но уточнять Кирилл не стал — вышел из гостиной и вернулся к лифту.
Подниматься по металлическому канату оказалось не так уж и трудно, и это упражнение с лазерной точностью показало, что Кирилл находится в превосходной физической форме. Он уверенно поднялся на уровень второго этажа, попутно отмечая на стенах шахты знакомые следы когтей, обнаружил лифтовую дверь второго этажа проломленной и опять не удивился. Но насторожился, услышав подозрительные звуки с площадки, зацепился поудобнее и осторожно заглянул в пролом.
И едва не вскрикнул, увидев лежащих на полу мужчин. Тех самых: лакея и садовника.