— Хитрый, — проворчала призрачная тварь.
Заклинание отпускало её не дальше чем на полметра от стены, так что я находился в безопасности.
— Проголодался?
— Я не ем мяса, — ответил пёс. — Я его рву.
— Я не чужой.
— Тебе здесь не рады.
— Ответь, где Ольга, и я уйду.
Пёс посмотрел мне в глаза, оценивая искренность, рыкнул коротко, а потом неохотно протявкал:
— Я давно не видел Ольгу.
— Она переехала?
— Говорят, умерла.
У меня задрожали пальцы. Её нет в окне, потому что она умерла? Может ли призрачная тварь лгать мне? А если может, то зачем?
— Ты видел похороны? — хрипло спросил я.
Пёс понял моё состояние: в лающем голосе появились сочувственные нотки.
— Днём я сплю, — прогавкал он с сожалением.
— Ты видел похороны? — повторил я, глядя на дрожащую руку.
Мою. Правую. Руку.
Когда я думал, что Ольги нет, рука начинала дрожать. А внутри появлялось нечто настолько чёрное, что я боялся его больше, чем воск боялся меня.
— Я не видел похороны, — ответил пёс.
— Закрой глаза и расслабься. Я не причиню тебе зла.
Он подчинился. И не цапнул, поскольку знал, что я могу навсегда стереть его со стены.
Он подчинился. Я положил руку на тёплый лоб, почувствовал мягкость короткой шерсти, но заставил себя отвлечься от мешающих ощущений и сосредоточиться на том, что видел сторож арки, когда спал.
Дом тоскливо рыдает. Необычно мрачный, притихший от ужаса двор. Гроб. Люди в чёрном и белые цветы в их руках. Только белые цветы. Ольга любила белые цветы. Кроме одежды людей, всё белое: цветы, гроб, рубашка, лицо, волосы… Всё белое, кроме одежды людей и их настроения — они чёрные.
Ольга умерла.
Моя белая принцесса осыпана белыми цветами. Люди в чёрном плачут, молчат, некоторые переговариваются, но только для того, чтобы высказать горе. Люди ошарашены. Я пытаюсь разобраться в обрывках фраз, но это трудно. Я слышу горе, однако эти слова меня не трогают и не интересуют. Мне нужно другое.
Мне нужен след.
И я его получаю: «Преображенское кладбище», — произносит кто-то, и я узнаю́, где ждёт меня принцесса.
Моя любовь.
Преображенское кладбище.
Я делаю шаг назад. Пёс открывает глаза и со страхом смотрит на меня. А я смотрю на руку. Она больше не дрожит. Она дрожала, когда я боялся услышать страшное. Я услышал. Страшное вошло в мою жизнь, изменило мою жизнь и сожгло все мои чувства, кроме одного.
А от ненависти я не дрожу.
Дом это понял и тихонечко вздохнул.
Какой была Ольга?
Красивой.
Весёлой, доброй, нежной, ласковой, озорной, но в первую очередь — красивой. Настолько красивой, что щемило сердце. Настолько красивой, что невозможно было поверить в существование такой прелести. Настолько красивой, что собирала все-все-все взгляды вокруг. На неё оглядывались. Специально останавливались, чтобы полюбоваться. Ольга была прекрасным цветком старой Москвы.
Моя принцесса…
А ещё она была чистой. В том самом значении, о котором вы подумали. Ольга так решила, и я не торопился, не желая разрушать наши отношения. Я был терпелив. Я знал, что Ольга предназначена мне. И Ольга это знала. И все вокруг. И мне казалось, что нет на свете силы, способной нас разлучить.
Мне казалось.
Я был глуп.
Зло всё время таилось рядом, наблюдало, выжидало и однажды нанесло сокрушительный удар. Зло разрушило мою жизнь и сделало тем, у кого не дрожат от ненависти руки. Зло положило мою принцессу в белый гроб, и ему придётся за это ответить.
Злу.
Зря оно со мной связалось.
Кем бы ни было это зло, со мной оно связалось зря. Потому что сегодня, в Великое Полнолуние, дорогу мне уступает даже Смерть.
— …не поздно? — прозвучал вопрос, и только сейчас я понял, что человек за рулём о чём-то говорит.
И, кажется, он говорит мне.
Я поморщился.
Человек потребовался, чтобы оказаться на кладбище. Пешком до него далековато, поэтому я вышел на улицу, остановился на тротуаре, поднял руку, и на жёлтой машине подъехал человек. Я сказал: «Преображенское кладбище», он назвал какую-то цифру… Я не помню, какую. Да это и не важно. Я кивнул, показывая, что принимаю условия, и мы поехали. Было тихо, я задумался, погрузился в мысли о принцессе, а теперь он меня отвлёк.
Оторвать ему голову?
А кто будет вести жёлтую машину? Я-то не умею.
— Повтори… пожалуйста, — попросил я, поняв, что человек ждёт ответа.
Он не заставил себя упрашивать:
— Говорю: не поздно на кладбище ехать?
— Мне ещё рано.
Несколько секунд человек непонимающе таращился на меня, совершенно позабыв об управлении, но, к счастью, ночная дорога была пустынной, и мы ни в кого не врезались. Затем он рассмеялся: