«Родненький мой, солнышко мое ненаглядное, кровинка моя. Ну не мучай меня, пожалуйста. Не приходи ко мне в снах, не рви на части мое сердце. Я не могу без тебя! Не могу! Не могу! — Она на мгновение прикрыла веки, из-под которых еще секунду назад струились потоки слез, прислушалась к биению своего сердца, потом открыла глаза — уже сухие и горячие, и, набрав полные легкие воздуха, как будто собиралась глубоко нырнуть, дописала, как выдохнула: — Я люблю тебя!»
Ее бессмысленно блуждающий взгляд остановился на последних словах. Но вдруг, словно вспышка молнии ослепила ее затуманенный рассудок, и, откинувшись на спинку стула, она исступленно зашептала:
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Скомканный листок полетел в урну.
Последний день мая. Как неожиданно наступило нестерпимо жаркое и душное лето! Еще вчера лил дождь, и Леночка зябко поводила плечами, глядя через мутное редакционное окно.
Солнце нещадно палит землю и поднимает до самых окон на седьмом этаже тяжелые клубы пара. Тихо жужжит вентилятор, надсадно вращая свои лопасти и изо всех сил разгоняя вязкую дремоту полдня.
«Нужно вставать», — слышится Леночке, которая лежит на диване и глядит в желтоватый, как продезинфицированное полотенце, потолок, настойчивый голос. Потолок как-то странно покачивается и, кажется, вот-вот рухнет. Уже с час, как ее истеричная расторможенность перешла в тягостную меланхолию. Света б белого не видеть — какое там вставать!
«Напрасен труд, тщета и пустословье», — спорит с ним другой внутренний голос, и Леночка опять криво усмехается.
— О Боже мой!.. — из ее груди вырвался стон, и она не узнала своего голоса — такой он был чужой, хриплый и низкий.
Платье на плечиках покачнулось, и как будто бы чья-то тень скользнула по комнате. Раздался телефонный звонок. Леночка вздрогнула, но не встала. У нее нет никаких сил, и если она захочет подняться, то, наверное, лишится чувств.
Телефон умолк, но через минуту снова затрезвонил. Все же пришлось встать.
— Алло! Леночка! Узнаешь?
— Н-н-нет, — протянула она. И правда, трудно было узнать доносящийся сквозь треск и свист эфира голос.
— Ну как же? Ты спрашивала адрес отца. Забыла, что ли?
— Ой, Ксюша, прости! Так плохо слышно. Невозможно просто, как будто через мешок с ватой. И что?
— Нашла! Среди бумаг откопала! В столе! Как это раньше не надыбала… Ведь перерывала все раза три… Ну как ты там? Я слышала, у тебя завтра свадьба! Счастливая небось… — Ксюша радостно хихикнула, Леночка поежилась и хотела было ответить какой-нибудь колкостью, но промолчала. Ее, собственно, силком никто не тащит. Не хочешь — не выходи замуж. Но срывать плохое настроение на посторонних людях — просто неприлично.
— Да уж… — откликнулась она после некоторого молчания. — Извини, что не приглашаю, у нас только самый узкий круг.
— Да что ты! Не люблю я по свадьбам ходить. Так что и не беспокойся. Я ведь вот только чтобы адресок тебе перекинуть. Записывай. Асафьева, дом двенадцать, корпус один. Записала? Ой, чуть не забыла! Ленинград! То есть теперь уже Петербург. Ну пока. До встречи. Хотя, — рассмеялась Оксанка Кутепова, — я же забыла — ты ведь в Италию улетаешь.
Вот это новость! Она сглотнула тягучий ком и обхватила горло ладонями. Ангина, что ли? Горло болело, и каждый выдох давался с трудом. Еще этого не хватало — заболеть ангиной в канун свадьбы.
Асафьева, дом двенадцать, корпус один. А квартира? А фамилия отца? Она же ничего о нем не знает! Кого искать? По каким приметам. Вот непутевая! Леночка стала лихорадочно набирать номер Оксанкиного рабочего телефона. Сначала занято, занято, занято, а потом вдруг раз — и никого нету, хоть головой о стену.
Леночка пошла на кухню и приготовила себе кофе в надежде, что, может быть, так ей удастся взбодриться.
Пока чайник закипал, она сняла с полки альбом и стала листать толстые картонные страницы. Детских фотографий мало. Почти нет ни одной дошкольной. Вот только эта. Здесь ей лет шесть, горло обмотано шерстяным шарфом, и рядом с ней стоит добродушный толстячок Мишка.
Тогда она тоже болела ангиной. Пожалуй, это был единственный случай за всю ее жизнь, если не считать сегодняшнего. Она улыбнулась, вспомнив весьма любопытный случай, связанный с тем временем.
Тогда она лежала в жару и думала, что умрет. Ей не было страшно. Вообще смерть как таковая ее не страшила, во-первых, потому, что к тому возрасту она еще не сталкивалась со смертью, а во-вторых, потому, что думала — умереть, это как уйти куда-нибудь. А если ты уходишь и не возвращаешься — значит, тебе там лучше.