— Иоанн не предсказатель? Столько народу в него верит…
— Зверь – правительственный аппарат великого Рима. У него семь голов – это семь холмов, на которых стоит Рим. На звере воссидает блудница, она воплощает сам Рим, который жаждут все, развращённый и пошлый. Одна из голов смертельно ранена, но рана зажила – это сам Нерон. Он попросил однажды своего писаря убить его, потому что сам не мог решиться на самоубийство. Рана была смертельной, но ещё долго и упорно ходили слухи, что Нерон выжил. И так далее. И так более.
— Убедительно говоришь, — Лёша почесал в затылке, вспоминая давным-давно прочитанное Откровение от Иоанна. Он заметил, что начал становиться таким же отстранённым, как Нострадамус. И таким же спокойным. – Получается, что ты был лишь гением, догадавшимся, как выдать историю за предсказание будущего…
— Лишь гением… — улыбнулся Нострадамус. – Лишь гением. Я не желал никому зла. Я верил в то, что делал, верил в свою теорию цикличности. Я хотел указать людям, что они совершают свои ошибки по кругу, но они меня не услышали… И вот теперь я заперт тут надолго.
— Так, почему надолго? Ты так и не сказал, что тут тебя держит.
Нострадамус задумался, как бы предался ностальгии. А затем спросил:
— Кто помнит тебя там, внизу?
Лёша закрыл глаза. «Жена забыла быстро, мои деньги загладили воспоминания обо мне. Дочь и не помнила толком. Родители… Я для них – наказание, они рады были, наверное, ну, или, по крайней мере, не горевали. А та девочка… Милая она была. Так улыбалась мне. Я даже хотел всё-таки бросить жену ради неё. А как она радовалась тем скудным ромашкам, которые я притащил ей утром в понедельник в её день рождения, сам после перепоя, грязный и хмурый, — улыбка мелькнула на губах Лёши и тут же пропала. – А как она рыдала над моим умирающим телом, размазанным автомобилем по асфальту. Я рад, что последним увиденным мной в той жизни, была она, пусть и убитая горем».
— Помнят, — ответил он Нострадамусу.
— Пока помнят – ты будешь здесь. Забудут – отпустят дальше. Память держит тебя.
— Откуда ты знаешь? Это ведь невозможно понять! Великих людей здесь может держать что угодно! – Лёша сорвался на крик от возмущения.
— А я и не знаю. Я всего лишь почувствовал, как когда-то почувствовал верность того, что потом написал в своих так называемых пророчествах.
— Я тебе не верю, это бред. Память близких обо мне будет меня держать в этом никчёмном месте? Она должна наоборот помогать мне после смерти, если помнят добро!
— Кто тебе сказал, что она не помогает? Может быть, ты просто не знаешь, чему помогает…
Солнце закатилось за горизонт, ветер стих. Когда летишь к закату, он кажется ещё длиннее и ещё дальше…
Орландо, скажи, ты когда-нибудь видел волшебство?
Ноги шли сами, еле-еле друг друга переставляя, туда, куда укажут ребята. Его лондонские друзья отчаянно хотели развеселить товарища, но ни у кого ничего не получалось. Что поделать, когда понимаешь: эта девушка предназначена не для тебя. Вот уже неделю он один: возлюбленную пришлось бросить, оставить с другим. Да и не так уж он её любил. А как ребята старались его расшевелить! Но он один знал, что ещё дней пять, и хандра пройдет сама сабой.
— Вот это место, — указал Дейв на дверь под яркой неоновой вывеской “Magnet”.
— Ты же знаешь, что я не слушаю клубную музыку.
— Тебе и не обязательно слушать! — подключился Атти. — Здесь такая акустика, что, хочешь не хочешь, будет колбасить!
— Пошли, — снова начал Дейв, — говорят: здесь тусуются не простые люди, а волшебный народец… ну, встречаются иногда..
— Ещё скажи: эльфы.
— Вот именно! А это по твоей части. Дерзай!
Ноги пошли дальше. И привели они его, Орландо Блума, прямо к барной стойке. Атти и Дейв заказали ему чего-то текучего в бокале, очевидно, какой-то сильно алкогольный коктейль, а сами ворвались в толпу и принялись танцевать, подцепив, как это обычно случается, по девочке. Только Орландо присел за стойку и потянулся к бокалу, как его внимание привлекла вроде бы неплохая песня. Но, нет, она не в его вкусе, очень тяжёлая началась музыка, а потом опять мелодичная. Хм... Лучше выпить. Но сделав глаток, он снова обратил взгляд в толпу.
В центре зала выделялась одна девушка. Она танцевала с парнем, очень на неё похожим. Девушка шевелила губами, подпевала сильному голосу исполнителя, от песни которого у Блума разболелась голова. И тут снова вступила гитара, и барабаны больно ударили по вискам. Девушка, явно получая удовольствие, запрыгала. Её огненно-рыжие волосы были настолько лёгкими, что поднимались очень высоко и осыпались обратно на голые плечи. Курносый носик , блестящие глаза (это было видно даже издали), длинные ресницы словно завораживали, даже на таком расстоянии. Начался куплет. Девушка извивалась, как змея. Её движения были настолько плавными, что казалось: она плывёт — но всё равно они подходил к музыке. “Даже странно,” – подумал Орландо. Она часто закрывала глаза, наслаждаясь, и танцевала, танцевала, танцевала… Так красиво! Блум никогда не видел такого. Её губы так соблазнитель произносили эти грубые слова песни, что Орландо даже передёрнуло от мысли: она ему нравится.