— Вам кого? — спросила женщина, приоткрывшая дверь.
— Александр Никольский здесь живет?
— Да, Александр Витальевич здесь живет, — ответила женщина, давая понять, что уместнее справляться по имени и отчеству. — Вы по какому делу? Я его жена.
— Очень приятно. А я бывший учитель Саши — Вечеслов.
Женщина несколько поколебалась: может быть, бывший учитель пришел с какой-нибудь просьбой?
— Присядьте на минутку, — предложила она, указав на стул возле подзеркальника, на котором стояла большая китайская ваза.
— Алексей Алексеевич! — сказал Никольский, однако не столько обрадованно, сколько удивленно. — Как это вы разыскали нас? Мы только два месяца назад переехали на эту квартиру.
— Узнал в киоске Мосгорсправки.
Алексей Алексеевич хотел было спросить: «Ты не очень занят сейчас, Саша?», но то, что его жена словно настороже стояла рядом, и то, что Никольский больше удивился, чем обрадовался ему, как-то сразу изменило все, и Алексей Алексеевич спросил:
— Минутки две-три найдутся?
— Ну что вы, очень рад вам... заходите, Алексей Алексеевич.
Комната была большая и солнечная, с книжными шкафами, а на рабочем столе Никольского лежала рукопись, от которой оторвал его, видимо, приход постороннего.
— Зашел посмотреть, каким стал Александр Никольский, — сказал Алексей Алексеевич неуверенно: все же в утренние часы не приходят посмотреть, каким кто-либо стал. — Я слышал, докторскую диссертацию защитили недавно?
— Да, на международную тему... я ведь международник. Как жалко, что в институт тороплюсь, у меня в три часа лекция. Не могу даже принять вас как следует, — сказал Никольский виновато.
— Еще повидаемся, у меня теперь времени много. Прежде всегда не хватало, а сейчас не знаешь, куда девать.
— Очень тронут, что вспомнили меня, Алексей Алексеевич, — сказал Никольский.
А больше, в сущности, не о чем было говорить, пришел не вовремя по стариковской душевной потребности, да и поросли травой, наверно, для Никольского давние школьные годы, и когда она была — школа? Это для него, старого учителя, прошлое только приближается, а у тех, кого он обучал, уже давно другая судьба...
— Саша всегда вспоминает свои школьные годы, — сказала жена Никольского мягким голосом, большая и красивая, как показалось Алексею Алексеевичу, но разглядеть ее он не мог.
— Все уходит постепенно, — отозвался он, — и школьные годы, и старые учителя... обижаться на это нельзя.
Однако, если призадуматься, все же именно он научил Сашу Никольского любить литературу, и его выпускное сочинение об эпохе Радищева порадовало даже экзаменационную комиссию.
— Ну, как же вы живете, Алексей Алексеевич? — спросил Никольский. — Так давно мы с вами не видились!
— Живу — хлеб жую... однако если не очень черствый. Но все-таки не совсем так живу, как положено старикам... не ушли совсем мои фантазии. Вот и то, что прибрел сюда, тоже одна из моих фантазий.
— Фантазия хорошая, — одобрил Никольский.
— Телефона у вас нет, а то сговорился бы, конечно.
— Обещают установить в начале будущего года.
Никольский не добавил, однако, что и без телефонного звонка всегда будет рад его приходу.
— Загляните еще как-нибудь... отпразднуем Сашину премию, — предложила жена Никольского.
Алексей Алексеевич не знал, за что Никольский получил премию, сказал лишь:
— Это отрадно, что — премия. Я в свое время возлагал на вас надежды, Александр Витальевич... вы хорошо учились.
— Давненько это было! — вздохнул Никольский.
— Да, давность порядочная, — согласился Алексей Алексеевич.
И то, что милое имя «Саша» и «ты», с которыми он прежде обращался к нему, были тоже давностью, следовало и это принять, а с Александром Витальевичем он будто лишь познакомился.
— В старые годы возникает нередко потребность перекинуть странички календаря в обратную сторону... корить старость за это, однако, не следует.
— Ну что вы, Алексей Алексеевич... я так уважаю вас! — Хотел одну книгу поднести, да позабыл захватить — этимологический словарь Преображенского, теперь это редкость.
— А я, если не безынтересно для вас, подарю вам свой автореферат, и диссертацию в свое время пошлю, только напомните ваш адрес.
Никольский записал его адрес, сделал на автореферате надпись: «Моему дорогому наставнику Алексею Алексеевичу», на минутку задумался, может быть позабыл фамилию, дописал: «которому я многим обязан», но без фамилии получилось как бы сердечнее.
— Прочту, — сказал Алексей Алексеевич, — хоть и мелковато для моих глаз, но жена поможет.