Наиболее важный вопрос, который человек может поставить себе, элементарен: насколько он осознает то, что он делает, ради того, чтобы заслужить чувство своего героизма? Я предполагаю, что, если бы все честно признали свое желание стать героями, это стало бы сокрушительным освобождением истины. Это заставило бы людей требовать, чтобы культура отдавала им должное – первостепенное чувство ценности человека как уникального вкладчика в мировую жизнь. Как бы наши современные общества ухитрились удовлетворить такое откровенное требование, не будучи поколебленными до основания? Только те общества, которые мы сегодня называем «примитивными», обеспечивали своих членов этим чувством. Группы меньшинств в современном индустриальном обществе, которые кричат о свободе и человеческом достоинстве, в действительности же неуклюже просят, чтобы им было дано ощущение первичного героизма, в котором они были исторически обмануты. Вот почему их настойчивые претензии настолько неприятны и так расстраивают: "Как мы допускаем такие «необоснованные» требования в рамках того, как современное общество устроено"? «Они просят о невозможном» – так мы обычно выражаем наше недоумение в связи с подобными заявлениями.
Но правду о необходимости героизма нелегко признать, даже тем, кто хочет заявить о своих претензиях. Существует некоторое препятствие. Как мы увидим из последующего обсуждения, осознание того, чем человек занимается для получения собственного чувства героизма, является главной рефлексивной проблемой жизни. Всё болезненное и отрезвляющее, что психоаналитический гений и религиозный гений обнаруживают в человеке, вращается вокруг ужаса перед признанием того, что он делает, чтобы заработать самооценку. Вот почему человеческая героика – слепое влечение, сжигающее людей; у страстных людей крик о славе такой же неосознанный и машинальный, как вой собаки. В более пассивных массах посредственных людей он скрыт, покуда они покорно и жалобно выполняют роли, которые общество предоставляет их героизму, и пытаются заслужить своё продвижение в рамках системы: нося стандартную форму, но позволяя себе выделиться, однако всегда очень слабо и осторожно, небольшой ленточкой или красной бутоньеркой, но не более.
Если бы мы отшелушили это массовое притворство, преграду сдерживания перед человеческими способами получения славы, мы подошли бы к потенциально наиболее освобождающему вопросу из всех, главной проблеме человеческой жизни: насколько эмпирически верна культурная система героизма, которая поддерживает и ведёт людей? Мы упоминали более низкую сторону человеческого стремления к космическому героизму, но, очевидно, есть и благородная сторона. Человек отдаст жизнь за свою страну, общество, семью. Он решится броситься на гранату, чтобы спасти своих товарищей; он будет способен на высочайшую щедрость и самопожертвование. Но он должен чувствовать и верить, что то, что он делает, есть что-то воистину героическое, вневременное и в высшей степени значимое. Кризис современного общества как раз и состоит в том, что молодёжь больше не ощущает себя героями, действуя так, как предписывает им их культура. Они не верят в то, что это эмпирически верно в отношении проблем их жизни и их времени. Мы переживаем кризис героизма, который охватывает все аспекты нашей общественной жизни: героизм бросивших университеты, героизм бизнеса и карьеры, политически активный героизм; распространение антигероев, тех, кто готов быть героем каждый по-своему, или как Чарльз Мэнсон со своей особой «семьей», те, чей измученный героизм ударил по системе, которая сама перестала представлять собой общественно согласованный концепт героизма. Огромное замешательство нашего времени, взвинчивающие поколения, состоит в том, что молодёжь почувствовала – к лучшему или к худшему – великую социально-историческую истину: наравне с бесполезным самопожертвованием в несправедливых войнах существует постыдный, низкий героизм целых обществ. Это может быть злобно разрушительный героизм гитлеровской Германии или примитивный, унизительный, недалекий героизм приобретения и демонстрации товаров народного потребления, накопления денег и привилегий, который теперь характеризует всякий образ жизни, и капиталистический и советский.