К тому времени, когда ребенок вырастёт, инвертированный поиск способа личного существования через извращённость приобретает индивидуальную форму и становится более тайным. Он вынужден быть тайным, потому что общество не поддержит попытку людей полностью индивидуализировать себя [26]. Если и возможна победа над неполноценностью и ограниченностью человека, она должна быть социальным проектом, но не индивидуальным. Общество хочет быть тем, кто решает, как люди преодолевают смерть; оно будет терпеть проект causa sui, только если он вписывается в стандартный социальный проект. В противном случае слышна тревога: «Анархия!». Это одна из причин фанатизма и всевозможной цензуры в отношении личной морали: люди опасаются, что стандартная мораль будет подорвана - ещё один способ сказать, что они боятся, что больше не смогут контролировать жизнь и смерть. О человеке говорят, что он «социализирован» именно тогда, когда он соглашается «сублимировать» телесно-сексуальный характер своего Эдипова проекта [27]. Теперь эти эвфемизмы обычно означают, что человек соглашается работать над тем, чтобы стать отцом самого себя путём отказа от своего собственного проекта и передачи его «Отцам». Комплекс кастрации сделал своё дело, и человек подчинился «социальной реальности»; теперь он может сводить на нет свои желания и требования и играть в безопасность в мире могущественных старейшин. Он может даже передать свое тело племени, государству, укрывающему магическому зонтику старейшин и их символов; таким образом, это уже не будет опасным отрицанием для него. Но нет никакой реальной разницы между детской и взрослой неспособностью; единственное, что достигает человек, - это практикуемый самообман - то, что мы называем «зрелым» характером.
Глава четвертая
Человеческий характер как ключевая ложь
Присмотритесь к окружающим и вы… услышите, как точно они говорят о себе и своем окружении, что, казалось бы, указывает на адекватность их мыслей. Но начав анализировать эти идеи, вы обнаружите, что они с трудом отражают реальность, на которую, кажется, должны опираться. Копнув глубже, становится понятно, что человек даже не пытается приблизить эти идеи к самой реальности. Совсем наоборот: через эти понятия многие пытаются отрезать любое субъективное видение реальности, своей собственной жизни. Хаос есть начало жизни, в нем человек потерян. Отдаленно догадываясь об этом, человек пугается. Он один. Лицом к лицу с ужасающей его реальностью. Логично, он пытается покрыть действительность завесой фантазии, где все определенно и просто. Человека не волнует сообразность его «идей», он использует их в качестве траншеи для защиты своего существования, подобно чучелу, он отпугивает реальность.
-Хосе Ортега-и-Гассет
Проблема “анальности” и комплекса кастрации отдаляет нас от ответа на вопрос, который интригует нас всех: “если базовым качеством героизма является подлинная храбрость, почему так мало людей по-настоящему храбры? Почему так редко можно увидеть человека, который может встать в полный рост?”
Даже великий Карлайл, запугавший многих людей, провозгласил, что он опирается на своего отца, как на каменную колонну, погребённую в землю под ним. Он негласно намекает на факт того, что стоя лишь на своих собственных ногах, земля осела бы подле него.
Эта мысль подводит нас напрямую к основам человеческой сущности, которую мы будем атаковать со всех сторон по ходу этой книги.
Я когда-то писал, что, по-моему, причина, по которой человеку настолько свойственна естественная трусость, заключается в том, что он чувствует, что у него нет власти; и причина, по которой у него нет власти, заключается в самой природе формирования человеческого животного: все присущие нам черты встроены в нас извне, они формируются в процессе взаимодействия с окружающими. Это то, что дает нам «самость» и суперэго.
Весь наш мир правильного и неправильного, добра и зла, наше имя, то, кто мы есть, все это нам прививается; и мы не чувствуем, что имеем право формировать себя самостоятельно. Как мы можем? — рассуждал я, — поскольку мы чувствуем себя во многих аспектах виновными перед другими и подчиненными другим, меньшей версией их творения, обязанными им самим нашим рождением.
Но это только часть истории — самая поверхностная и очевидная часть. Есть более глубокие причины отсутствия нашей храбрости, и, если мы хотим понять человека, нам нельзя останавливаться на достигнутом.