Мы ещё сможем понять, почему детям снятся повторяющиеся кошмары, понять их распространённые фобии насекомых и злых собак. В центре их измученного внутреннего мира сияют сложные символы пугающих реальностей — ужас перед миром, ужас перед собственными желаниями, страх родительской мести, исчезновение вещей и живых существ, отсутствие реального контроля над чем-либо, в конце концов. Это — чересчур для любого животного, но человеческий ребёнок должен всё это принять, и потому некоторое время он с почти пунктуальной регулярностью просыпается в крике, пока его слабое эго укрепляется, обрабатывая реальность.
«Исчезновение» страха смерти
Тем временем кошмары становятся всё более и более распространёнными, и у некоторых детей их больше, чем у других. Мы снова возвращаемся к началу нашего обсуждения, к тем, кто не верит, что страх смерти нормален, кто считает его невротической гиперчувствительностью, основанной на болезненном раннем опыте. Иначе, спрашивают они, как объяснить, что так много людей — подавляющее большинство — кажется, выживают в шквале детских кошмаров и продолжают жить здоровой, более или менее оптимистичной жизнью, не беспокоясь о смерти? Как говорил Монтень, крестьянин глубоко безразличен и терпелив в отношении смерти и мрачных проявлений жизни; и если мы считаем, что таково положение дел из-за его глупости, то «давайте все поучимся у глупости». Сегодня, когда мы знаем больше, чем в своё время Монтень, мы бы сказали: «Давайте все поучимся у подавления». Но мораль высказывания была бы настолько же важной: подавление принимает нужные меры в отношении сложного для большинства людей символа смерти.
Но его исчезновение не означает, что страха никогда не было. Аргумент тех, кто верит во всеобщность врождённого страха смерти, основывается главным образом на том, что мы знаем об эффективности подавления. Эта дискуссия, по-видимому, никогда не будет разрешена однозначно: если вы утверждаете, что нечто отсутствует, так как оно подавлено, вы не сможете проиграть. Интеллектуально это нечестная игра, потому что вы всегда держите козырь в рукаве. Подобные аргументы заставляют многих людей считать психоанализ ненаучным, поскольку его сторонники всегда могут утверждать, что кто-то отрицает одну из их концепций просто потому, что он подавляет своё осознание её истинности.
Однако «подавление» — это не волшебное слово для победы в споре; это реальное явление, и мы смогли изучить многие его механизмы. Это исследование легитимизирует его как научную концепцию и делает его более или менее надёжным союзником нашей аргументации. Во-первых, растёт число исследований, пытающихся достичь осознания смерти, отрицаемого подавлением, через использование таких психологических тестов, как измерение кожно-гальванических реакций. Это убедительно свидетельствует, что за самой мягкой внешностью скрывается всеобщая тревога, «червь в сердцевине».
Во-вторых, в реальном мире для цели ослабления подавлений нет ничего лучше потрясений. Недавно психиатры сообщили об увеличении количества тревожных неврозов у детей в результате подземных толчков в Южной Калифорнии. Для этих детей было открытием, что жизнь действительно включает в себя опасность катаклизмов. Это стало слишком большой нагрузкой на их всё ещё несовершенные системы отрицания — отсюда явные всплески тревоги. У взрослых мы наблюдаем это проявление беспокойства перед лицом надвигающейся катастрофы, когда оно принимает форму паники. Недавно несколько человек пострадали от переломов конечностей и других травм после того как они силой открыли эвакуационную дверь самолета во время взлёта и начали прыгать с крыла на землю. Инцидент был вызван возгоранием двигателя. Очевидно, что эти незначительные признаки таят под собой что-то куда более серьёзное.