За годы, прошедшие с его смерти, Беккер получил широкое признание как мудрый врачеватель души и один из великих духовных картографов нашего времени. Постепенно, неохотно, мы начинаем признавать, что прописанное им горькое лекарство — созерцание ужаса нашей неизбежной смерти — парадоксальным образом оказывается настойкой, которая добавляет сладость нашей смертности.
Философия Беккера, как она проявляется в книгах «Отрицание смерти» и «Побег от зла», это коса, сплетённая из четырёх прядей.
Первая прядь. Мир ужасающ. Мягко говоря, беккеровская оценка природы имеет мало общего с Уолтом Диснеем. Мать-природа — жестокая сука, которая кровавыми зубами и когтями разрушает то, что сама создаёт. Мы живём, говорит он, в мироздании, в котором повседневная деятельность организмов заключается в следующем: «Разрывать других на куски зубами всех типов, кусать, измельчать плоть, стебли растений, кости между коренными зубами, жадно и с удовольствием проталкивать мякоть в пищевод, встраивая их сущность в свою собственную конституцию, а затем выделять остатки, со зловонием и газами».
Вторая прядь. Основная мотивация человеческого поведения — это наша биологическая потребность контролировать базовую тревогу, отрицать ужас перед смертью. Людям свойственна тревога, поскольку, в конечном счёте, мы беспомощны и заброшены в мир, где нам суждено умереть. «Это самый настоящий ужас: появиться из ничего, получить имя, самосознание, глубокие чувства, мучительное внутреннее стремление к жизни и самовыражению, и вместе со всем этим умереть».
Элизабет Кюблер-Росс и Эрнест Беккер были странными союзниками в разжигании культурной революции, которая вытащила вопрос смерти и умирания на белый свет. В то время как Кюблер-Росс позволила нам практиковать искусство умирать изящно, Беккер научил нас, что трепет, страх и онтологическая тревога — естественные спутники наших размышлений о факте смерти.
Третья прядь. Ужас смерти ошеломляет нас настолько, что мы стремимся сохранить его в бессознательном состоянии. Жизненно важная ложь для сохранения личности — первая линия обороны, что защищает нас от болезненного осознания нашей беспомощности. Каждый ребенок заимствует силу у взрослых и создает личность, интроецируя[2] качества богоподобного существа. «Если я такой же, как мой всесильный отец, я не умру». Пока мы послушно остаёмся в пределах защитных механизмов, которые Вильгельм Рейх назвал «бронёй личности», мы чувствуем себя в безопасности и способны делать вид, что мир управляем. Но цена, которую мы платим, очень высока. Мы усмиряем нашу плоть, чтобы обрести душу, которая неподвластна времени; мы жертвуем удовольствием, чтобы купить бессмертие; мы изолируем себя, чтобы избежать смерти. И жизнь ускользает от нас, пока мы ютимся в защищённой крепости нашей личности.
Общество обеспечивает вторую линию обороны против нашего естественного бессилия, создавая систему героизма, которая позволяет нам верить, что мы преодолеваем смерть, принимая участие в чём-либо, имеющем долговечную значимость.
Мы достигаем эрзац-бессмертия[3], жертвуя собой ради завоевания империи, строительства храма, написания книги, создания семьи, накопления состояния, дальнейшего прогресса и процветания, созидания информационного общества и глобального свободного рынка. Так как основная задача жизни человека — стать героем и преодолеть смерть, каждая культура должна обеспечить своих членов сложной символической системой, скрытно религиозной. Это означает, что идеологические конфликты между культурами — это, по сути, битвы между проектами бессмертия, священные войны.
Один из самых весомых вкладов Беккера в социальную психологию заключается в том, чтобы помочь нам понять, что корпорации и нации могут быть результатом бессознательного мотива, который имеет мало общего с публично заявленными целями. Убийство в бизнесе или на поле боя часто связано не столько с экономическими потребностями или политической реальностью, сколько с необходимостью убедиться, что мы достигли чего-то действительно значимого. Как пример, рассмотрим недавнюю войну во Вьетнаме, в которой Соединенные Штаты руководствовались не реальными экономическими или политическими интересами, а непреодолимой необходимостью победить «атеистический коммунизм».