Фрейд корректировал свои взгляды на протяжении всей жизни, но никогда не отказывался от них. Неудивительно: люди, которых он изучал, продолжали личным образом подтверждать их. В анусе и гениталиях, физическом характере семьи и совокуплениях действительно было что-то, что тяготило психику невротиков, словно камень. Фрейд считал, что такая тяжесть должна корениться в незапамятных временах, в моменте появления первого человека из предка-примата. Он считал, что чувство вины, которое каждый из нас переживает глубоко внутри, связано с первобытным преступлением отцеубийства и кровосмешения, совершённого в смутной глубине предыстории. Насколько глубоки корни вины, настолько же сильно они путаются с телом, с сексом и экскрементами, с родителями. Фрейд никогда не отказывался от своих взглядов, так как они были правильными в своей многозначительности относительно человеческого состояния — но не совсем в том смысле, в котором он думал, скорее, не в тех рамках, которые он предлагал. Сегодня мы понимаем, что все разговоры о крови и экскрементах, сексе и вине верны не из-за побуждений к отцеубийству и инцесту — не из-за опасений реальной физической кастрации, а потому что все эти вещи отражают ужас человека перед его собственным первичным животным состоянием — состоянием, которое он не может, особенно в детстве, понять, и состоянием, которое, как взрослый, он не может принять. Вина, которую он испытывает по поводу телесных процессов и побуждений, является «чистой» виной: вина как запрет, как детерминизм, как чувство собственной малости и ограниченности. Она вырастает из-за ограничений основополагающего животного состояния, непостижимой тайны тела и мира.
Психоаналитики с начала века были озабочены переживаниями детства, но, как ни странно, буквально вчера мы смогли составить довольно полную и правдоподобную общепризнанную картину того, почему детство — ключевой период для человека. Этой картиной мы обязаны многим людям, в том числе непризнанному Ранку, но полагаю, именно Норман О. Браун сложил данные наиболее чётко и завершающе, чем кто-либо. Как он утверждал в своей собственной интерпретации Фрейда, эдипов комплекс — это не узкосексуальная проблема вожделения и соперничества, которую Фрейд вывел в своей ранней работе. Скорее, это эдипов комплкекс — это эдипальный проект, который резюмирует основную проблему жизни ребёнка: будет ли он пассивным объектом судьбы, придатком других, игрушкой мира, или у него появится активный внутренний стержень. Будет ли он управлять своей судьбой своими собственными силами или нет. Как выразился Браун, эдипальный проект не является, как полагают ранние формулировки Фрейда, естественной любовью к матери, однако, как его более поздние работы признают, является результатом конфликта амбивалентности и попыткой преодолеть этот конфликт нарциссической инфляцией[20]. Суть эдипового комплекса — проект становления Богом в формуле Спинозы, causa sui. Кроме того, он явно демонстрирует инфантильный нарциссизм, извращённый бегством от смерти.
Если для ребёнка основная задача — это бегство от беспомощности и забвения, тогда сексуальные вопросы вторичны и производны. Как говорит Браун: «Таким образом, опять же, представляется, что сексуальные устройства, прегенитальные и генитальные, не соответствуют естественному распределению эроса в человеческом теле: они представляют собой гиперкатексис[21], сверхзаряд специфических функций и зон организма — гиперкатексис, вызванный фантазиями человеческого нарциссизма в бегстве от смерти».
Давайте возьмём эти яркие технические детали и разложим их по местам. Эдипальный проект — это бегство от пассивности, от уничтожения, от случайности. Ребёнок хочет победить смерть, став отцом самого себя, создателем и опорой собственной жизни. Во второй главе рассматривалось, как у ребёнка в возрасте трёх лет появляется представление о смерти, но задолго до этого он уже начинает предпринимать действия для защиты себя от этой уязвимости. Этот процесс начинается естественно на самых ранних этапах жизни ребёнка, в так называемой оральной фазе. Это этап, когда ребёнок полностью дифференцируется от своей матери в собственном сознании, прежде чем он полностью осознает своё тело и его функции, или, как мы говорим технически, до того, как его тело станет объектом в его феноменологическом поле зрения. Мать в это время буквально составляет жизненный мир ребёнка. В этот период все её усилия направлены на удовлетворение желаний ребенка, на автоматическое облегчение его напряжения и боли. Ребенок, таким образом, в это время просто «самовлюблён», он непостижимый манипулятор и повелитель своего мира. Он живёт, наполненный собственным всемогуществом, и волшебным образом контролирует всё, что ему нужно, чтобы питать это чувство всемогущества. Ему нужно лишь заплакать, чтобы получить еду и тепло, потребовать луну и получить вместо неё восхитительную погремушку. Неудивительно, что мы рассматриваем этот период как «первичный нарциссизм»: ребёнок триумфально контролирует свой мир, контролируя свою мать. Его тело — это его нарциссический проект, и он использует его в попытке поглотить мир. Анальная фаза — это ещё один способ рассказать о периоде, в котором ребёнок начинает обращать внимание на своё тело как на объект в его феноменологическом поле. Он обнаруживает это и пытается его контролировать. Его нарциссический проект затем превращается в господство и обладание миром через самоконтроль.