Четвертая прядь. Наши героические проекты, направленные на уничтожение зла, парадоксальным образом приносят в мир ещё больше зла. Человеческие конфликты — это борьба не на жизнь, а на смерть. «Мои боги против ваших богов. Мой проект бессмертия против вашего проекта бессмертия». Корень зла, совершённого человеком, лежит не в его животной природе, не в территориальной агрессии или врождённом самолюбии, но в нашей потребности обрести чувство собственного достоинства, отречься от нашей смертности и достичь героического самоощущения. Наше стремление к лучшему — причина худшего. Мы хотим очистить мир, сделать его совершенным, обезопасить его для демократии или коммунизма, очистить его от врагов Бога, уничтожить зло, основать алебастровый город[4], не покрытый человеческими слезами, или тысячелетний рейх.
Возможно, наибольшее достижение Беккера заключалось в создании науки о зле. Он дал нам новый способ понять, как мы создаём избыточное зло: войны, этнические чистки, геноцид. С самого начала времён люди имели дело с тем, что Карл Юнг назвал их теневой стороной — чувства неполноценности, ненависти к себе, вины, враждебности, которую они проецируют на врага. Беккеру оставалось чётко разъяснить, каким образом война становится социальным ритуалом очищения мира, в котором противнику отводится роль грязного, опасного и атеистического человека. Дахау, Кейптаун, Ми Лай, Босния и Руанда мрачно свидетельствуют о всеобщей потребности в козле отпущения — еврей, негр, грязный коммунист, мусульманин, тутси. Война — это подношение смерти, в которой мы жертвуем нашими бравыми ребятами, дабы уничтожить трусливых врагов праведности. И чем больше крови, тем лучше: чем больше тел на счету, тем больше жертва за святое дело, волю судьбы, божественный план.
Радикальный вывод Беккера таков — именно наши альтруистические мотивы превращают мир в склеп. Наше желание слиться с бόльшим целым, посвятить свою жизнь высшей цели, служить космическим силам ставит тревожный и революционный вопрос перед каждым человеком и нацией. Чего нам будет стоить убеждённость в собственном героизме? Без сомнения, одна из причин, по которой Беккер так и не обрёл признания у массовой аудитории — это то, что он стыдит нас своим знанием о том, как легко мы проливаем кровь ради уверенности в своей праведности. Он раскрывает, как потребность отрицать собственную наготу и облачаться в одежды славы удерживает нас от признания, что король-то голый.
После столь мрачного диагноза состояния человека неудивительно, что Беккер предлагает только паллиативный рецепт. Не ждите ни чудесного исцеления, ни будущего апофеоза человека, ни просвещенного будущего, ни торжества разума.
Беккер намечает два возможных сценария неразрушительного героизма.
Лучшее, на что мы можем надеяться для общества в целом — на то, что бессознательная масса сможет развить моральный эквивалент войны. Наука о человеке показала нам, что общество всегда будет состоять из пассивных субъектов, сильных лидеров и врагов, на которых мы проецируем нашу вину и ненависть к себе. Это знание может позволить нам развить «объективную ненависть», в которой объектом ненависти является не человек-козёл отпущения, но нечто безличное, такое, как бедность, болезнь, угнетение или стихийное бедствие. Преобразуя нашу неизбежную ненависть интеллектуально и осознанно, мы можем направить нашу разрушительную энергию в творческое русло.
Для исключительных людей существуют древние философские пути мудрости. Беккер, как Сократ, советует нам практиковать умирание. Культивация осознанности своей смертности ведёт к разочарованию, потере личностной брони и сознательному выбору стойкости перед лицом ужаса. Экзистенциальный герой, который следует этому пути самоанализа, отличается от обычного человека тем, что знает, что он / она одержимы[5]. Вместо того чтобы скрываться в иллюзии личности, он видит свою немощь и уязвимость. Утративший иллюзии герой отвергает стандартный героизм массовой культуры в пользу космического героизма, в котором присутствует настоящая радость сбросить цепи некритичной, провальной зависимости и открытие новых возможностей выбора и действия, новых форм храбрости и стойкости. Живя с добровольным осознанием смерти, героическая индивидуальность может выбрать отчаяние или совершить кьеркегоровский прыжок веры в «священную жизненную силу космоса» к неизвестному богу жизни, чья загадочная цель выражается в громадной драме космической эволюции. Есть признаки — признание работы Деккера в качестве одного из них — что некоторые люди пробуждаются от долгой тёмной ночи трайбализма[6] и национализма, и развивают то, что Тиллих назвал трансморальной совестью, этикой, которая является скорее универсальной, нежели этнической. Наша задача на будущее — изучить, что значит для каждого индивида быть членом Земного сообщества, где мы являемся родственными существами. Будем ли мы использовать нашу свободу для того, чтобы остаться в тесных, племенных, параноидальных личностях, и создавать ещё более кровавые утопии или чтобы формировать сострадательные общины покинутых — с этим нам ещё предстоит определиться. Пока люди обладают некоторой свободой, все надежды на будущее должны быть выражены в сослагательном наклонении. «Мы могли бы, мы были бы способны, у нас была бы возможность». Ни один прогноз, ни один эксперт не может сказать нам, будем ли мы процветать или погибнем. У нас есть выбор — увеличить или уменьшить владычество зла. Сценарий на завтра ещё не написан.