Я глубоко вдыхаю и сразу перехожу к сути.
— Во время Второй Мировой войны существовала организация под названием «Чернильница». Засекреченная программа, в рамках которой проводились эксперименты на мужчинах, признанных непригодными к службе по медицинским показаниям. Цель заключалась не только в том, чтобы их исцелить, но и в том, чтобы превратить их в суперсолдат, способных захватить ведущих ученых Германии и добыть технологии для создания атомной бомбы.
Пока что все идет хорошо. Брэкстон и его братья внимательно слушают. Я делаю паузу, подбирая слова для следующей части.
— После достижения этой цели «Чернильница» собрала всех этих солдат в одном месте и попыталась устранить. К счастью, один из них сумел модифицировать оружие, предназначенное для их ликвидации, и в результате...
Вот здесь я их потеряю.
— Каким-то образом запер их в столовых приборах.
— Запер? — переспросил Брэкстон, лицо его осталось непроницаемым.
— Да. Их молекулярно слили с металлом, фактически введя в состояние стазиса. Рэй — один из этих солдат.
Брэкстон переводит взгляд с меня на Рэя и обратно. Я узнаю это выражение лица — таким я сама смотрю на пациентов, которым решаю подыграть, пока выясняю правду.
— Окей.
— Подруга Эшли, Мерседес, случайно вызвала одного обратно.
Брэкстон, не сводя глаз с Рэя, спрашивает:
— Что это значит?
— Это значит, что он из вилки снова стал человеком.
Одна из бровей Брэкстона взлетает вверх. Он явно ждет, что я сейчас скажу, что это была шутка. Но я молчу. Он переводит взгляд на Коула и Тедди. Я не виню их за то, что они думают, будто я сошла с ума. Я сама чувствовала что-то похожее, когда Эшли пыталась мне это объяснить.
— Рэй, покажи им, — прошу я.
— Нет, — жестко отвечает он. — Я не цирковая собачка. Фокусы показывать не буду.
Он им не доверяет. Это тоже понятно.
Брэкстон берет меня за руку.
— Я знаю, что на работе у тебя был стресс. Все будет хорошо.
О Боже. Он думает, что у меня нервный срыв.
Я встаю.
— Я тоже не верила Эшли, пока не увидела доказательства. Пойдем со мной. Я покажу тебе все, что нужно, а потом расскажу остальное.
Брэкстон тоже встает. В его взгляде сочувствие, и мне понятно, почему, но это не мешает мне хотеть встряхнуть его и заставить просто мне поверить.
— Я не сумасшедшая, — говорю я.
— Я этого и не говорил, — мягко отвечает он.
Я поднимаю руку, умоляя его замолчать. Его присутствие усиливает мою перегрузку. Мужчины в другой комнате зовут меня. Я хочу пойти к ним настолько сильно, что ноет в груди, но я не хочу оставлять Брэкстона. Это разрывает меня изнутри, и тело реагирует дрожью.
— Эй, — тихо говорит Брэкстон. — Что бы здесь ни происходило, тебе не обязательно справляться с этим в одиночку.
Он притягивает меня к себе, заключая в сильные объятия. Шум в голове стихает. Постепенно мое тело перестает дрожать. Я кладу голову ему на грудь и закрываю глаза.
Вот какой должна быть любовь.
Верной.
Непоколебимой.
Доброй, даже когда подвергается испытаниям.
Эгоистично ли с моей стороны пользоваться любовью, которую я никак не заслужила? Я осознанно подвергла свою жизнь риску, но не собиралась втягивать в это Брэкстона и его семью. Я могла бы отказаться от всего, сказать, что это был всего лишь розыгрыш, с неудачной шуткой.
Но я не хочу ему лгать.
И я не хочу, чтобы он уходил.
Впервые в жизни я не хочу идти в бой одна.
Я поднимаю голову и замечаю, что за нами внимательно наблюдают все в комнате.
— Ты не против, если мы выйдем в коридор? Нам нужно поговорить наедине.
— Конечно, — в его голосе нет ничего, кроме заботы и поддержки. — Мы скоро вернемся, — объявляет он, а затем, положив ладонь мне на поясницу, мягко выводит меня из комнаты.
— Для меня очень много значит, что ты приехал.
— Но?
Я поднимаю на него взгляд и понимаю, что не знаю, какое решение будет правильным.
— Ты влюблен в меня? — выпаливаю я.
Его легкая улыбка застает меня врасплох.
— Ты догадалась по тому, что я назвал ожоговый центр в честь твоего любимого цветка?
Мои губы приоткрываются от изумления.
— Ожоговый центр «Подсолнух…» Я думала, ты выбрал такое название, чтобы оно выглядело ярко и не казалось пугающим для маленьких пациентов.
— И это тоже.
Что это значит?
— Ты помог больнице с ожоговым центром, чтобы проводить со мной больше времени?
Он проводит большим пальцем по моей челюсти, затем убирает прядь волос за ухо.
— Две вещи могут быть правдой одновременно. Провиденс нуждался в детском ожоговом центре, а я хотел быть рядом с тобой.
Я закусываю губу, осознавая, насколько была слепа.
— Почему ты решил, что подсолнухи — мои любимые цветы?
Его брови приподнимаются.
— Разве нет?
— Я не особо люблю цветы. И всегда удивлялась, почему ты каждый год на мой день рождения присылаешь один и тот же букет. Думала, может, твой ассистент заказывает его автоматически и не проявляет особой фантазии. Прости, что не поняла раньше…
Сердце бешено колотится.
Он проводит рукой по лбу.
— В первый раз я подарил тебе букет подсолнухов, и ты сказала, что он чудесный.
— В первый раз? — я напрягаю память.
— Двадцать лет назад. Я уже достаточно восстановился, чтобы снова тебя найти. Пришел в больницу. Ты к тому времени уже была медсестрой. Я с трудом пробрался в приемное отделение, чтобы тебя увидеть. И так нервничал, что просто поблагодарил тебя за заботу о моем брате. Ты была занята, но подсолнухи тебе, кажется, понравились.
Ах, да…
— Райан и Эшли только пошли в детский сад. Я отрабатывала двойную смену и боялась, что няня уволится, если я не найду способ загладить вину. Я использовала тот букет в качестве извинения, когда вернулась домой.
Он выглядит озадаченным.
— Ох…
Я накрываю его ладонь своей.
— Она была в восторге и простила меня, — я улыбаюсь, даже несмотря на захлестнувшую меня волну вины. — Спасибо.
Он убирает мою руку с его лица, но не отпускает ее.
— Не могу поверить, что все это время думал, будто ты любишь подсолнухи.
— Теперь люблю.
Мы оба замираем.
Его пальцы крепче сжимают мои, и надежда в глазах потрясает до глубины души. Этот человек годами был рядом, поддерживал меня, верил в меня. Тихо. Не требуя ничего взамен. Если это не стоит того, чтобы рискнуть снова поверить в любовь, то я не знаю, что стоит.
Я больше никогда не смогу смотреть на подсолнухи, не думая о Брэкстоне и о том, насколько он был добр ко мне.
— Брэкстон?