Я улыбаюсь.
— Ты и так смотришь на это весь день.
Он ухмыляется.
— Это было тяжело, но я справился.
Я опираюсь локтями на стол, смотрю ему в глаза и впервые позволяю себе быть с ним полностью откровенной.
— А если я не смогу разобраться в этом, Брэкстон? Если подведу их?
Он берет мои руки в свои.
— Не подведешь. Ты умная и упрямая. Ты справишься.
Как же я раньше не видела, насколько этот человек прекрасен — до самой глубины души.
— И пусть я вымотана до предела, но не успокоюсь, пока не найду хоть какую-то зацепку, хоть малейшую надежду.
— Какова рабочая теория?
— Я надеялась найти в их крови что-то общее и оттолкнуться от этого. «Чернильница» ввела им вещество, подавляющее сознание, и мне кажется, в этом ключ. Но без точных данных о составе я не знаю, что искать. Пока среди обнаруженного не было ничего, что могло бы объяснить эту связь.
Он барабанит пальцами по столу.
— В медицине я разбираюсь только в рамках экстренной помощи, но, может, ты ищешь не там?
Я наклоняю голову.
— Я готова выслушать любые идеи.
— Вместо того чтобы искать, что у них общего, попробуй найти различия. Насколько я понял, Эдвард вернулся восемьдесят лет назад, так что если «Чернильница» что-то ему ввела, это вещество должно было давно исчезнуть.
Меня охватывает волнение, я хватаю его за руки.
— Ты гений!
Он смеется и пожимает плечами.
— Не уверен насчет гения, но если это комплимент от тебя, я его принимаю.
Разрываясь между желанием поцеловать его и немедленно проверить гипотезу, я выбираю и то, и то. Поднявшись на носочки, тянусь к нему через стол. Он зарывается рукой в мои волосы, удерживая меня на месте.
Мир вокруг исчезает. В этом поцелуе не только страсть и жажда, особенно когда я приоткрываю губы, позволяя углубить его. В этом поцелуе — годы ожидания. Брэкстон всегда был рядом, любил меня, даже когда я не могла дать ему ничего взамен.
Непоколебимый.
Преданный.
Самоотверженный.
Слезы текут по моим щекам, и он отстраняется.
— Почему ты плачешь, Лорен?
Я всхлипываю и прикладываю ладонь к его щеке.
— Это слезы счастья. Не думала, что смогу снова что-то почувствовать.
Он целует меня в лоб и отпускает.
— Я бы с радостью забрал тебя отсюда, но давай сначала освободим этих мужчин.
Я вытираю лицо и поправляю лабораторный халат. Освободив их, я освобожу и себя. И я больше не хочу, чтобы что-то стояло между мной и Брэкстоном.
— Ладно. Давай сделаем это.
Мы начинаем с анализа крови Эдварда, прогоняя ее через все возможные тесты. Затем проверяем образцы Хью, Джека и Рэя.
Ничего.
Я стараюсь не расстраиваться. Уже поздно. Я устала. Может, стоит отложить работу и продолжить завтра.
Но вдруг меня осеняет. Я резко выпрямляюсь.
— У меня есть образцы крови Рэя с момента его возвращения. Тогда он был под сильным воздействием какого-то вещества. Оно должно проявляться в анализах именно у него.
Я загружаю оба образца в масс-спектрометр, надеясь найти необычный пик, не совпадающий с известными природными соединениями. Когда результаты подтверждают наличие синтетического вещества в его крови в момент возвращения, но отсутствие этого в недавнем анализе, я чуть не плачу от облегчения.
Я бросаюсь проверять кровь Пита, Франклина и Эллиота. Вещество присутствует, но в гораздо меньшем количестве. Не тратя время на объяснения, я спешу анализировать образцы мужчин, которых вернула прошлой ночью. Оно есть у всех, в более высокой концентрации, хотя и не такой высокой, как у Рэя.
Я выделяю соединение и запускаю его через спектрометр ядерного магнитного резонанса, чтобы подтвердить химическую структуру.
— Оксиферрин-7, — произношу вслух. — Никогда о таком не слышала.
Быстрый поиск в интернете не дает ничего полезного. Я закусываю губу.
— Но, кажется, догадываюсь, кто мог бы знать. Можешь позвать Обри?
— Это робот-многоножка?
— Да. Она читает медицинские исследования ради развлечения.
Брэкстон нехотя соглашается, но его лицо выражает мучение.
— Мне ее нести не придется?
— Просто позови, — со смехом отвечаю я.
Почему сильных мужчин так пугают многоножки, пусть даже механические?
Когда Брэкстон возвращается, за ним следом ползет вся армия роботов.
— Они все захотели прийти, — пожимает он плечами.
Я улыбаюсь — представляю, как его племяшки вьют из него веревки, пользуясь добротой.
Приводя мысли в порядок, я быстро делюсь с роботами своими находками.
— Обри, ты много читаешь. Ты слышала о таком соединении?
— Нет, — отвечает она, но тут же забирается на стол. — Но я могу найти информацию в интернете.
— Я уже искала. Ничего.
Ее металлические глаза вспыхивают.
— Ты просто не знаешь, где искать.
Мы с Брэкстоном обмениваемся ошарашенными взглядами.
Через мгновение Обри сообщает:
— Оксиферрин-7 впервые тестировался в 1941 году и фигурирует в нескольких засекреченных исследованиях того периода. Он имитирует и усиливает действие дофамина, окситоцина и тестостерона — гормонов, вызывающих привязанность, эйфорию и преданность. Первые испытания проводились на солдатах во Вторую Мировую войну, но вещество спровоцировало психозы и непредсказуемую агрессию, поэтому его официальное применение свернули. Однако программы вроде «Чернильницы» продолжали его использовать и модифицировать, хотя побочные эффекты остались прежними.
Я взмахиваю руками.
— Подожди, «Чернильница» все еще существует, и ты можешь получить доступ к их исследованиям?
— Да. Разумеется, могу.
— Как?
Обри ловко перебирает сотней механических ножек, делая круг по столу, прежде чем ответить:
— Я просто вежливо прошу.
— У кого она просит? — шепчет мне Брэкстон.
— Не уверена, что хочу знать, — тихо отвечаю я.
После короткой паузы Брэкстон спрашивает:
— Обри, «Чернильница» до сих пор создает суперсолдат?
Ее глаза несколько раз мигают.
— Да. Сейчас они экспериментируют с внедрением роботизированных разработок с искусственным интеллектом в людей. Восстановление тканей больше не является их приоритетом. Они пытаются устранить так называемые «факторы потери контроля». Все поколения их солдат в какой-то момент обретали независимое мышление и после этого подлежали ликвидации. Последняя партия была признана неудачной из-за неспособности человеческого мозга контролировать ИИ-чип и наоборот.
Дыхание перехватывает, и я опускаюсь на табуретку.
— Они никогда не останавливали эксперименты? До сих пор создают суперсолдат и убивают их?
Брэкстон выглядит так, будто его сейчас стошнит. Я чувствую то же самое.