Пальцы скользят по его груди, и он тихо стонет против моих губ. Меня словно молнией прошило. Хочется разорвать преграду из ткани между нами.
Он, должно быть, почувствовал это, и слегка отстранился, его дыхание сбито, а лоб все еще прижат к моему.
— Лорен, — произносит он хриплым голосом.
Я чувствую себя ужасно. Годами он уважал границу, что я ставила между нами. Никогда не давил, не просил большего, чем я была готова дать.
— Ты не обязан снимать ее, — шепчу я.
Его темный, проницательный взгляд встречается с моим.
— Ты так много для меня значишь. Я просто… Я не хочу увидеть разочарование в твоих глазах.
Эти слова разбивают мне сердце. Хочется отыскать каждую женщину, что была с ним до меня, и хорошенько встряхнуть. Как они могли видеть в его шрамах что-то меньшее, чем признак силы?
Я переплетаю наши пальцы и веду его к краю кровати.
— Ты можешь прикрываться одеждой каждый день нашей жизни, и мне будет все равно. Я влюбилась в тебя не из-за красивого лица, хотя эта квадратная челюсть, признаюсь, впечатляет.
Он качает головой, выглядя неловко от такого разговора, но я продолжаю, сжимая его руки.
— Ты пропустил тот момент, когда я сказала, что влюбилась в тебя?
Его глаза округляются, и медленная улыбка возвращается на лицо.
— Пропустил. Прости. А ты ведь еще даже не видела мои яйца.
Я смеюсь.
Он подхватывает мое веселье.
И внезапно все снова в порядке.
— Знаешь, а у меня один палец на ноге длиннее другого? — я скидываю ботинки, затем носки и шевелю пальцами. — Видишь?
Он смотрит на меня с выражением, в котором смешаны веселье и растерянность.
— Мне абсолютно все равно, какие у тебя пальцы.
Я расстегиваю джинсы и стягиваю их вместе с нижним бельем. Оставшись полностью обнаженной, я говорю:
— А вот эти растяжки — подарки от Эшли и Райана. Раньше я стеснялась их, но дети значат для меня все, и эти линии рассказывают историю того, как они появились в моей жизни.
Он легко проводит пальцами по ним.
— Ты так красива.
Я кладу ладонь на его лицо.
— Не все согласятся с тобой, но это не важно. Так же, как не важны женщины до меня. Что ты сказал минуту назад? Что я не должна судить о себе по верности того, кто не был меня достоин? Вот тебе этот же совет.
Не отводя от меня взгляда, он снимает футболку и бросает в сторону.
И ждет.
Я могла бы притвориться, что его шрамы не такие уж страшные. Но они страшные. Эти рубцы и натянутая кожа рассказывают историю множества операций и долгого, болезненного пути к выздоровлению. Скорее всего, он не чувствует большую часть торса — и это, вероятно, даже облегчение. Нет боли страшнее, чем ожоги.
— Можно? — спрашиваю я.
Он кивает.
Я провожу пальцами по шрамам и неровным участкам кожи. Сколько пересаженных тканей. Каждая неровность — свидетельство того, что он выжил. Как я могла не осознавать, что он всегда был чем-то большим, чем просто красивым личиком?
— Брэкстон, — шепчу я, проводя пальцами по глубокому шраму у ключицы. — Я люблю тебя.
Он вздрагивает под моим прикосновением, его дыхание сбивается.
— Говори так только, если действительно это чувствуешь.
— Чувствую, — отвечаю я, прижимая ладонь к его груди. — Ты самый настоящий герой. Мне очень жаль, что я так долго этого не понимала, — я молча умоляю его поверить мне. — Но я здесь. И я так благодарна, что ты не отказался от меня.
На мгновение он не двигается, не говорит. Затем, издав звук, наполовину смех, наполовину стон, он притягивает меня в свои объятия, зарываясь лицом в шею.
— Мне давно следовало сказать тебе, что я чувствую, — шепчет он мне в кожу.
Я крепче обнимаю его, обхватив ладонями как можно больше тела.
— Тогда я не была готова. Сейчас же наоборот.
Я запрокидываю голову, находя его губы своими, и на этот раз больше нет ни доли сомнения. Его руки ложатся на мою талию, и он поднимает меня так, словно я ничего не вешу. Мы целуемся, пока он несет меня к кровати.
Он мягко укладывает меня и сбрасывает с себя оставшуюся одежду, прежде чем присоединиться. Губами скользит вниз по шее и ключице, оставляя за собой раскаленный след. Желание разгорается, и последние остатки сдержанности исчезают. Наши руки, губы — везде, исследуют, пробуют, дразнят, узнают, как дарить удовольствие. Я не могу насытиться. И он, кажется, тоже.
Я изгибаюсь под ним, кожа горит, дыхание прерывисто срывается с губ, когда его рот движется все ниже. Мой живот вздрагивает от легкого прикосновения его языка. Он занимает позицию между моими ногами, и я задыхаюсь, когда язык начинает быстро двигаться по клитору.
Это слишком хорошо. Он слишком хорош.
Сильные руки приподнимают меня, удерживая над кроватью, чтобы он мог смаковать меня, и он делает это. Я зарываюсь пальцами в его волосы, умоляя не останавливаться, пока волна оргазма не накрывает меня.
— Брэкстон, — вскрикиваю я, теряясь в удовольствии.
Он нежно прикусывает мое бедро, а затем возвращается наверх, осыпая поцелуями живот, снова даря ласку моей груди.
О, Боже. Сколько же я теряла.
Каждая его часть — мускулы и сила. Я впиваюсь пальцами в его спину, прижимаясь к нему.
— У нас вся ночь впереди, детка, — рычит он.
— Детка? — тяжело дыша, переспрашиваю я. — Что удивительно, но мне это даже нравится.
Он раздвигает мои ноги еще шире и дразнит большие половые губы вульвы кончиком члена.
— Посмотри на себя… такая покладистая после оргазма. Надо будет это запомнить.
Я обхватываю его бедрами, подаваясь вверх, в отчаянной жажде еще большего единения.
— Представь, какой покладистой я буду после нескольких.
Он смеется, прижимаясь поцелуем к губам, и мощно погружается в меня.
— Вызов принят.
Сначала он двигается медленно, почти осторожно, но напряжение между нами растет, и ритм меняется, становится более настойчивым, и мне это безумно нравится.
Я теряюсь в вихре нашего слияния. Он шепчет мое имя так, словно это священное слово. Я выкрикиваю его имя в полном забвении. Когда мне кажется, что я больше не могу выдержать, он выходит и вновь опускается к центру, лаская меня губами и языком.
Брэкстон сводит меня с ума.
Когда он переворачивается на спину и усаживает меня сверху, я беру контроль в свои руки — двигаюсь жадно, стремительно, беспрерывно. Пощады не прошено, пощады не дано. Мы останавливаемся, лишь когда оргазм накрывает нас с головой, и падаем друг на друга потные и задыхающиеся.
Он прижимает меня к себе, укрывая шрамами, и я не могу представить более совершенного момента.
— Что ж, это точно стоило ожидания, — мягко шутит он, убирая с моего лица прядь волос.