— «Салат русский»… И водки…
Официант исчезает, но мы даже не успеваем как следует оглядеться — он появляется перед нами с подносом, на котором разместились две тарелки с салатом и несколько бутылок с водкой — он принёс все, которые были в баре.
— Вот это сервис! «Столичной» — двести…
Для понятности показываю пальцем на высоком стакане из тонкого стекла границу назначенного уровня. Налив водку, официант замирает, чуть нагнувшись к столику и вытянувшись в струнку, показным вниманием определяя неизменное кредо настоящего служки: «Чего изволите?».
Наугад выбираю из большого перечня неизвестное мне первое блюдо и закрываю меню.
— И ещё что-нибудь на второе, по своему выбору. Мяса побольше.
Официант, кивнув головой, исчезает.
— Всё он понимает, — усмехнулся мой спутник. — Прикидывается…
Валентин Иванович Перепелицын — широкоплечий сибиряк под два метра ростом, получил от меня приглашение на поездку в Болгарию не случайно. Он был намного старше меня — родился в 1943 году, всю свою сознательную жизнь отдал строительству — говорят, в 70-е — 80-е годы был сначала мастером, затем — прорабом, в хитростях этого дела разбирался неплохо, а мне это и было нужно. А главное — он был родом из Канска, земляк, по воле судьбы много лет назад оказавшийся, как и я, на Кавказе.
— Кемеровская область? Кузбасс? — спрашивал он меня, когда мы познакомились. — Это рядом. Для Сибири тыщща вёрст — не расстояние…
Несколько месяцев назад в мои руки попало письмо с удивительным адресатом: «Ставропольский край. Казачество», в котором русская женщина, проживающая в Варне, написала о том, что на окраине этого прекрасного города находится братская могила русских воинов, погибших во время войны за освобождение Болгарии от турок. Надгробный мраморный памятник стал жертвой волны беспамятства, охватившей в начале 90-х годов всё постсоветское пространство: под покровом ночи неизвестные мерзавцы зацепили его тросом, низвергли на землю, пытались расколоть, оставив на мраморе глубокие шрамы, и в итоге пошли на святотатство — отпилили и похитили металлический крест, венчающий памятник.
Письмо попало в правление Минераловодского казачьего отдела случайно — вся международная почта, адресованная Ставрополью, идёт через аэропорт Минеральные Воды. Здесь, на сортировке, прочитав такой недостаточный адрес, по всей видимости, не ломали особо голову, и поступили следующим образом:
— У нас в городе есть казаки?
— Есть.
— Вот им письмо и дошлём.
Оно оказалось в моих руках опять же по воле случая — атаманил у нас в тот год Виктор Мороз, я же был у него одним из помощников, и он решил поручить это дело мне.
Деньги на поездку собрали довольно быстро — дело благородное, люди отозвались помочь охотно. Вот тогда то я и задумался о том, с кем в эту поездку отправляться. Перебрал все возможные кандидатуры, и остановился именно на Перепелицыне. И его возраст, и строительный опыт, и землячество были очень важными аргументами для меня, но и таилось в Валентине Ивановиче качество, которое являлось важнейшим — этот хитроватый умудрённый жизненным опытом казак был способен на поступок.
Я не знал его раньше — наше знакомство продолжалось чуть больше года, а то, что говорилось мне другими людьми, или же было пропитано явной, построенной на зависти ложью, или же являлось изложением анекдотичных случаев.
— Помнится, Валентин Иванович, как лет десять назад читал я заявление, которое на тебя твоя бывшая жена написала, — смеялся Мороз, бывший до недавнего времени сотрудником милиции. — А писала она вот что: «Приехал Перепелицын Валентин Иванович домой ночью, пьяный, в кожаном плаще, доставал из кармана пачки денег, подбрасывал их вверх, они разбивались об потолок, а он пел песню «Листья жёлтые над городом кружатся». Было дело?
— Это она со злости нацарапала, — смеётся Перепелицын, не подтверждая, но и не отрицая сказанного атаманом.
Не эти мифические истории в оценке его личности были для меня главным критерием. Валентина Ивановича не надо было уговаривать идти или ехать куда-либо, где, как ему казалось, вершилась судьба России, или же просто творилась несправедливость.
Он мотался в зону осетино-ингушского конфликта, был непримиримым борцом с напёрсточниками и иными мошенниками, вместе с другими казаками перекрывал железнодорожное сообщение по станции Минеральные Воды в августе 1993 года в знак протеста против бездействия Москвы в отношении изгнания русского населения из Чечни. Когда незадолго до нашей поездки в Болгарию Россия оказалась на грани гражданской войны — Ельцин залил кровью столицу в безумии противостояния с Верховным Советом, Перепелицын мрачно смотрел телевизионные новости, и говорил: