Наверное, это было колдовство: несколько раз Лорк почувствовал слабое прикосновение той Силы, что утром показала ему Ойчор, но никаких видений она больше не принесла. Когда почти стемнело, Маатан собрал идолов и ушел, сухо велев ученику вытрясти кошмы и убрать щепки.
В одиночестве неприятные мысли вернулись снова. Лорк подкинул в очаг сухостоя и уселся, задумчиво глядя в огонь. Он совершенно не был готов к тому, что предлагали сделать боги, пусть даже, по словам Маатана, об этом никто в стойбище никогда не узнает. Но что, если грядущая победа над Ойчором зависит от него? Если все лай делают это с учениками, значит, богам угодна такая связь, и Киешат не зря послала прошлой ночью Лорку тот сон. И может ли он, Лорк, ставить свою честь воина — впрочем, уже даже и не воина — против того, чему Нотон-кун посвятил всю свою жизнь? Никогда еще в истории мортов тьмы воинов не объединялись под рукой одного вождя. И никогда перед ними не стояло такой большой цели.
Великий Ойчор возвышался над землями вай под ласковым взглядом Го, сиял золотыми вершинами домов, ощетинивался копьями с неприступных стен. А магия Круга лай хранила его вернее, чем светловолосые наемники с севера, славящиеся своей силой и бесстрашием.
Нотон-кун разорвал извечный Круг защиты, проделал в нем прореху, уговорил одного из жрецов изменить своему предназначению. Лорк понимал, что у Маатана вряд ли был выбор — отец умел убеждать несговорчивых, обещая им не только белый шатер, но и котел со смолой учи, — и все же в глубине души не мог не презирать отступника. Сам он предпочел бы вариться в котле, но не отказался от своего рода.
Однако сейчас — накануне великого похода к Ойчору — не предавал ли он сам, отказываясь лечь на кошму жреца?
Маатан вернулся, когда толстые сучья в очаге превратились в алые угли. Сложил в мешок идолов, напился молока из кувшина, покосился на Лорка.
— Воины двинутся к Ойчору завтра, когда Го спустится в Нижний мир. Твой мудрый отец решил, что Заришах более милостива, к тому же ночью хабтагаи устанут меньше. Завтрашний день я посвящу разговору с богами — надеюсь, они согласятся помочь мортам. Я рассказал Нотон-куну, что будущее на ладонях Тогомо и что боги приходили ко мне. Им угодна война с вай, Ойчором должен владеть сильнейший. К тому же сегодня на плаще Заришах загорелся камень Чин — значит, скоро начнут рождаться дети, отмеченные богами. И Круг лай получит новых учеников.
— Боги приходили к тебе? — потрясенно спросил Лорк и встал.
Его самого навещала только Киешат, но даже ее лица он никогда не видел. Впрочем, кто мог бы сказать, что видел изменчивое лицо богини морока?
— Да, — важно кивнул Маатан. — И поэтому я показал тебе, какой бывает Сила.
Лорк прерывисто вздохнул. Сомнения оставили его — раз боги разговаривали с Маатаном, и все, что делает жрец, — с их ладоней, значит, Лорку не пристало противиться. Он стянул через голову рубаху, развязал завязки штанов и перешагнул через упавшую ткань, чувствуя кожей тепло очага.
— Я готов, учитель, — сказал, стараясь сдержать недостойную дрожь в голосе. — Если богам угодно, чтобы ученик делил кошму со жрецом, я готов.
10.01.2013
9.
У Лорка было дивное тело — ладное, молодое, свежее, — которое хотелось немедленно потрогать, а потом заставить ученика нагнуться, раздвинуть ноги и принять в себя уже напрягшуюся плоть. Но Маатан знал, что так нельзя. Слишком похоже на насилие.
Не отводя глаз от обнаженного Лорка, он присел, нашарил в мешке свои собственные глиняные горшочки с краской и молча кинул их ученику — голосу Маатан сейчас не доверял. Тот поймал, распечатал, увидел белила и лазурь, бросил настороженный взгляд на Маатана, но опустил палец внутрь, а затем принялся наносить краску на лицо и тело.
Маатан прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Это был еще один шанс передумать, но Лорк явно решил идти до конца. И, пожалуй, Маатан не собирался отказываться. Не потому что не мог — не хотел. Если вспомнить, настоящей близости у него не было уже давно. Да и на такое быстрое согласие Лорка он не рассчитывал.
Когда Маатан снова посмотрел на ученика, тот уже закончил наносить узоры и снова стоял, повернувшись к учителю — безумно привлекательный в свете очага, — а на темной коже вызывающе светились бело-голубые разводы.
«Я буду у него первым», — напомнил себе Маатан, поднимаясь.
Он глянул в дальний угол шатра — стоит ли там жбан с водой, — и двинулся вперед. Подойдя почти вплотную, увидел, как Лорк закусывает дрожащую губу.
«Боится», — понял Маатан.
Он все еще не мог заставить себя сказать хотя бы слово, поэтому кивком указал ученику на кошму. Тот повиновался, хотя его дыхание немедленно испуганно сбилось. Теперь он лежал перед Маатаном — доступный, соблазнительный, — и невыносимо хотелось попробовать его на ощупь. Причем Маатан даже знал, зачем.
Два шага в сторону, поднять с пола плошку, зачерпнуть воды из жбана, кинуть туда щепотку порошка, взять другую плошку, плеснуть масляного раствора… Обряд, который Маатану доводилось вершить впервые, ведь обычно он выполнял роль принимающей стороны. Впрочем, Ото-лай о подобных вещах никогда сильно не беспокоился.
— Выпей, — Маатан протянул Лорку одну из плошек.
Голос получился таким хриплым, что пришлось откашляться.
Слава богам, Лорк не спросил, что это — просто послушно приподнялся и выпил. И снова откинулся на кошму, глядя на Маатана расширенными от страха глазами.
Притупляющее боль питье должно было начать действовать почти сразу. Поэтому Маатан плеснул масла на ладонь и повел рукой по плечам Лорка, по груди — размазывая успевшую подсохнуть краску, привыкая к ощущению своей власти.
Никогда раньше он не думал, что это может быть так приятно — просто гладить, просто касаться пальцами теплой кожи. Зелье, растворенное в масле, зажигало сдерживаемый в теле огонь. И так приятно было постепенно, от шеи, груди, живота добраться до такого же темного, как остальное тело, мужского достоинства. Маатан взял его в руку, сдвинул вниз оберегающий покров, обнажая смуглый кончик.
«Красивый», — хотелось сказать Маатану, но он промолчал.
Ото-лай никогда не говорил ученику ничего подобного. Наоборот, внушал, что близость — всего лишь потребность слабого тела, не заслуживающая тепла души.
Но руки говорили за Маатана: оглаживали твердеющий, наливающийся ствол, уделили внимание отяжелевшим ядрышкам, скользнули за них, от чего у Лорка прервалось дыхание, а потом вернулись обратно. И когда юноша закатил глаза и коротко простонал, Маатан понял — можно.
Жирные пальцы плохо слушались, поэтому стянуть с себя одежду под сводящим с ума взглядом Лорка удалось не сразу. Маатан наклонился к нему, коснулся легким, ритуальным поцелуем тонких губ:
— Ученик и учитель — одно. Нас соединяют боги, — развел длинные ноги, огладил мускулистые икры, провел масленой рукой по давно отвердевшей собственной плоти. Нащупал обильно смазанное отверстие и направил в него свой ствол.
Лорк жалобно вскрикнул, забился попавшей в силок птицей, вцепляясь в кошму.
— Нас соединяют боги, — повторил Маатан и двинулся вперед, входя до конца.
Сон не шел долго, почти до самого рассвета.
Маатан лежал в темноте, тихо радуясь, что не кинул сегодня в очаг заветный порошок, а обыкновенные дрова уже прогорели. И слушал, как неподалеку на своей подстилке ворочается Лорк.
Упрекнуть себя ему было не в чем. Конечно, от первого опыта ученик не получил никакого удовольствия, но после того, как все закончилось, Маатан позаботился о том, чтобы тот выплеснул семя на кошму. Из-за порошка нереиссы Лорк не должен был чувствовать особенной боли, а благодаря маслу учи крови тоже оказалось немного — значит, Маатан несильно его порвал. К тому же пока ученик, закрыв глаза, приходил в себя, успел незаметно подлечить, призвав Силу. Хотя, помнится, Ото-лай в первый раз не был столь внимателен.