Тостер, сильно встревоженный таким несдержанным поведением, объявил, что ему пора присоединиться к друзьям, которые находятся на другом краю лужайки.
— Послушайте, — ответил тостер тоном легкого упрека, — у вас нет никаких причин вести себя таким образом. Мы едва знакомы друг с другом, кроме того, вы, кажется, ошибаетесь относительно моей природы. Разве вы не осознаете, что называете корнем шнур электропитания? Что касается лепестков, то я вообще не могу догадаться, о чем вы говорите, у меня нет ничего похожего. А сейчас… мне в самом деле нужно идти к друзьям, поскольку нам предстоит долгая дорога к жилищу нашего хозяина, которое далеко, очень далеко отсюда. И мы никогда не доберемся до места назначения, если не будем торопиться.
Глубоко шокированный просьбой и убедившись, что цветок невосприимчив к доводам разума, тостер поспешил на другую сторону поляны и принялся настаивать на немедленном продолжении путешествия. Плед запротестовал, утверждая, что еще не просох, Гувер сослался на усталость, а лампа предложила заночевать на этом месте.
Что они и сделали. Как только ночь наступила, плед развернулся, образовав нечто вроде тента, под которым все и расположились. Лампа зажглась, а радио принялось транслировать веселую музыку… но очень тихо, чтобы не беспокоить других обитателей леса, которые, возможно, уже засыпали. Очень скоро сон одолел и их. Таково воздействие путешествий.
Как обычно, радио установило будильник на семь тридцать, но приборы проснулись намного раньше. При пробуждении пылесос и лампа пожаловались на скрипы в шарнирных сочленениях. Однако когда все снова двинулись в путь, их боли, похоже, прошли.
При мягком утреннем освещении лес казался прекрасным как никогда. Паутины, развешанные на ветках, словно миниатюрные электрические сети, сверкали росой. Симпатичные грибы выглядывали из-под земли возле деревьев, напоминая своим видом гирлянды лампочек с разноцветным напылением. Шелестели листья, щебетали птицы.
Радио, уверенное, что заметило в кустах лису, требовало пуститься в погоню.
— Надо же вам убедиться, что это действительно была лиса.
Плед пришел в ужас от предложения. Он уже имел две прорехи на теле, зацепившись несколько раз за низко нависшие ветви. Хотел бы он знать, во что превратится, если они покинут тропу и рискнут углубиться в непролазные дебри самого леса.
— Вы только подумайте, — не отступало радио. — Настоящая лиса! Такого случая никогда больше не представится.
— Мне хочется ее увидеть, — объявила лампа.
Тостеру самому было очень любопытно, но он прекрасно сознавал обоснованность опасений пледа, поэтому призвал всех продолжить путь.
— Нам нужно добраться до хозяина как можно быстрее.
Довод был настолько неотразимым, что радио и лампа тут же согласились и вернулись на тропу. Солнце поднялось на самую вершину своего восхождения, а тропинке не виделось конца. После полудня на лес обрушился еще один ливень. Когда он закончился, они снова сделали привал. На этот раз не на лужайке, поскольку лес теперь стоял гуще и более или менее свободные места можно было найти только под большими деревьями. И вместо того, чтобы сушиться на солнце, растянувшись на траве (поскольку ни солнца, ни травы не имелось), плед при поддержке пылесоса развесился на самой нижней ветви огромного столетнего дуба. Несколькими минутами позже он начал сохнуть.
В сумерках, когда лампа уже собралась зажечься, произошло какое-то движение на ветви, расположенной справа от той, на которой блаженствовал развешанный плед.