...Но Асмунда это не интересовало. Он посмотрел наверх и почувствовал - там Милена, там его возлюбленная Милена и он не имеет права - НИКАКОГО морального права её потерять - как он потерял и отца, и мать, и братишку и сестренку, и доброго отца Эйсмера... Никакого!
И Асмунд, бросив все, пошел на прорыв, поручив командование отрядом брату Артуру. Благо, твари впереди рассеялись, кто подавлены камнями, кто упав в расселины. Юркий и ловкий Асмунд же, бросив лошадь, без труда перемахнул через парочку нешироких расселин, отбившись от пару случайно повашихся на пути волкоголовых мечом, полез карабкаться по содрогающейся в какой-то предсмертной агонии Горе.
Несколько раз здоровенные камни, срывавшиеся с Горы чудовищным землетрясением, пролетали буквально в нескольких пальцах от него, он еле держался... Слава Создателю! Асмунд добрался до первого Круга - более или менее ровной тропинки, серпантином опоясывавшей гору - и побежал по ней. Бежал он с трудом, тяжело. Земля под ногами ходила ходуном, видно было во Тьме всего пять-шесть шагов впереди, на ходу попадались твари, но немного - видимо, землетрясение спихнуло их с Горы, как блох. Асмунд сам раз двадцать, а то и больше, чуть не канул в бездну, раз двадцать на него чуть не упала глыба. Заклинаний он никаких не знал, отвести от себя ничего не мог... Он только бежал и молился Создателю, как его учил в детстве о. Эйсмер: "Создатель неба и земли, Ты мне в беде - помоги, Создатель неба и земли, Ты от меня зло отведи!". Он шептал эту молитву-заклинание и бежал, бежал, бежал... Чем выше он поднимался, тем трясение становилось все сильнее. Но Асмунд бежал и бежал, шептал и шептал... И, о чудо, добрался почти до самой вершины цел и не вредим, хотя тварей это трясение Горы сбрасывало с неё как собака - блох...
Добравшись почти до вершины, Асмунд внимательно огляделся. На вершине Горы Тьма была уже не так непроницаема. Серебристое свечение исходило из её вершины и Тьма не могла его одолеть. И в этом свечении Асмунд ясно увидел мечущуюся фигурку с серебристой молнией в руках и множество крылатых чудищ, нападающих на него, а среди них - одна особенно большая и отвратительная...
- "Будь я последним дураком, я бы и тогда догадался, что это брат Гастон... Эх, фехтовальщик же он..." - Асмунд качнул головой. - "Но чем же я ему могу помочь... Я ведь не маг никакой... Ба! Уровняю-ка я шансы...". Асмунд быстро достал прикрепленный ремнями к спине арбалет с уже натянутым болтом с серебряным наконечником - наследство от погибшего прежнего оруженосца Гастона Готвальда, которое Асмунд принял взамен бесследно пропавшего отцовского лука... Асмунд взял на прицел самую большую и жирную тварь - если уж с кого начинать, то с неё! Вон как она нагло пытается обойти Гастона с тыла! Целиться было ужасно тяжело. Гору трясло, да и тварь летала из стороны в сторону как бешеная муха. На третьей минуте Асмунд пришел ну просто в отчаяние. Конечно, можно и промазать, но болтов всего ничего, да и пока буду тетиву натягивать... Может, у Гастона уже и рука дрогнет...
И тогда Асмунд вдруг прошептал сами собой пришедшие ему на язык слова: "Создатель неба и земли, Ты стрелу мою наведи! Создатель неба и земли, Ты Старшего брата спасти помоги!". А потом вдруг какая-то сила стала резко поворачивать арбалет в поисках цели и Асмунд готов был поклясться, что к его рукам - одна из которых сжимала деревянное ложе арбалета, а вторая - приклад - прикоснулись чьи-то призрачные, как бы сотканные из тумана руки, которые двигали в свою очередь - его руками...
...А потом - его палец сам, без участия его воли - нажал на спусковой крючок и тетива, звонко пропев, послала тяжелый металлический болт с серебряным наконечником прямо в гущу бьющихся крылатых отродий. А потом... Самая большая и самая уродливая тварь с костяной короной на лысом бледном черепе резко дернулась, перевернулась через голову в воздухе и... сложив крылья и горя серебристым пламенем рухнула в бездну...
Но не успел Асмунд порадоваться меткому выстрелу, как Тьма вокруг в то же мгновение рассеялась - как будто бы просто в темной комнате кто-то включил свет - и Асмунд зажмурился от боли в глазах, а когда он их открыл - землетрясение тоже прекратилось, а перед ним расстилалась величественная панорама кроваво-красного заката - особенно величественного с высоты более чем в триста человеческих ростов...
А потом... Жалобно скуля, как потерявшие своего хозяина собаки, крылатые бестии бросились врассыпную, а вслед за ними бросились кто куда и сухопутные твари, казалось, в одно мгновение потеряв всякий стимул к сражению, к которому они с такой одержимостью стремились ранее...
Но их никто и не преследовал. Ночные охотницы без сил рухнули на землю, как и Гастон, а остатки его воинства у подножия Горы были так обрадованы буквально свалившейся им на голову нежданной победой, что даже и не подумали никого преследовать, тем более что потери были очень велики - и притом больше от погибших под каменными глыбами и упавших в расселины от чудовищного землетрясения, чем от зубов и когтей бесноватых тварей. Жалобный вой бегущих тварей едва не перекрыл рев многих и многих сотен мужских глоток... "Победа!.."... И Асмунд готов был поклясться, что рядом с ним стоит также ликующая фигурка - коренастая, в серебристо-белой длинной рясе с капюшоном на спине, с круглым добродушным лицом и выбритой круглой тонзурой на макушке, со знаком Создателя на груди... Но только Асмунд бросился к ней, как она исчезла...
...Только с наступлением вечерних сумерек защитницам Лысой Горы удалось придти в себя. Благо, большую часть работы по уборке Лысой Горы и её ближайших окрестностей завершили "зеленые братья", значительно меньше пострадавшие в этом сражении. А уже утром все собрались у потрескавшегося Черного Камня.
Ночных охотниц осталось всего ничего - не больше полутора сотен, их мужей - ещё меньше, от некогда величественного Лунного Храма осталось всего несколько полуразрушенных лежащих колонн, даже Черный Камень, как одноглазый ветеран, показывал безжизненную бесцветную пустоту в том месте, которое уродливо отделило от остальной части Камня трещина. Да и сама Гора уже не была Лысой, скорее, её можно было назвать Щербатой. Правильная окружность "лысого" "черепа" была теперь нарушена обрушившимися в бездну краями. Охотницы были в рваных комбинезонах, со спутанными и даже смоченными кровью волосами, бледные, до смерти уставшие - но - счастливые.
Тут же у Камня устроили импровизированный стол - остаток сил у Коры с Миленой ушел на то, чтобы наколдовать что-нибудь простенькое...
Первый кубок был за погибших. Сестер и мужей, а также погибших "зеленых братьев" положили - по обычаю лесной страны - на огромное кострище - благо, в сухих деревьях недостатка не было... - и подожгли. С вершины когда-то Лысой Горы был виден этот костер. Трупы тварей пока покидали в ими же оскверненную землю...
Ну а второй кубок поднял Гастон...
Гастон молча встал из-за стола и, выдерживая паузу, бросил долгий на всех рядом сидящих, на остатки Горы и Камень, на лежавшие внизу пространства и его лоб прорезала уже вторая глубокая морщина.
Зрелище действительно было безрадостным. Куда хватало глаз, внизу - десятки и десятки миль мертвого сухостоя. Великое древесное море превратилась в древесное кладбище. Сухие корявые деревья как могильные памятники, протянутые к небу крючковатые сучья как руки мертвецов, черная шевелящаяся трава и зубастые хищные цветы... Правда, на Севере и Востоке лес почти уцелел, там натиск был слабый и древесным стражам удалось его остановить. Довольно большие пространства зеленого леса выхватывало поднимавшееся на востоке кроваво-красное солнце. Под горой догорали погребальные костры, зажженные уже за полночь. Обугленные пирамидки, разбросанные в шахматном порядке, напоминали древние погребальные сооружения древних язычников. Уродливые трещины на земле и кучи беспорядочно валяющихся на земле валунов дополняли безрадостную картину страшного опустошения. За столом сидело много людей, но очень мало коренных обитателей и обитательниц бывшей Заповедной Чащи. Все подавленно молчали. Даже "зеленые братья", казалось, уже и не рады были одержанной победе. Осунувшиеся лица охотниц и солдат даже не смотрели на Гастона, сжимая бокалы, наполненные темным вином и пивом. Бледное лицо Гастона с черными провалами глаз и черными же спутанными волосами было исполнено печали, но в то же время какой-то мрачной решимости и упорства. Он не собирался опускать руки и унывать...