— Вдруг та явка, где рация, разгромлена? Я к тому, что, может, лучше мне взять рацию с собой.
— Нет. Рация — это не спичечная коробка. А ваше появление в городе с чемоданом более чем рискованно. Если в течение пяти дней вы в эфире не появитесь, мы сбросим вам рацию в условленном месте.
— Ясно. Каким способом я попаду в Н.?
— Ночью мы устроим массированный налет на город, и под этот шумок вы спрыгнете со специального самолета.
— Когда?
— Завтра ночью.
— Завтра? — Дементьев, не веря, смотрел на полковника.
Довгалев подошел к нему вплотную. Капитан встал.
— Да, Дементьев, завтра ночью.
— Ну что ж, завтра так завтра. Разрешите идти к оперативникам?
— Идите, Дементьев.
Капитан вышел из кабинета своей быстрой и легкой походкой. Когда дверь за ним закрылась, полковник Довгалев вслух сказал:
— Он справится. И останется жив! — Полковник произнес это так, точно хотел убедить не только себя, но и саму судьбу.
3
Наши бомбардировщики, прилетая небольшими группами, бомбили Н. больше двух часов. Самолет, на котором находился Дементьев, сделав обманный маневр, приближался к городу со стороны моря. Он летел на небольшой высоте.
Прильнув к окну, Дементьев видел пожары в разных местах города. В небе шастали лучи прожекторов, рвались зенитные снаряды.
Дементьев наблюдал за всем так спокойно, будто это не имело к нему никакого отношения.
А думал он в это время про самое неожиданное. Вот досада — забыл отчитать лейтенанта Козырькова за неопрятный вид. Просто удивительно, как не понимает парень, что внешний вид офицера — это его второе удостоверение личности. Жаль сержанта Малова — очень грустное письмо получил он из дому. Ни кола ни двора. Половина большой семьи погибла. Как утешить человека в таком горе? И все же нужно было поговорить с сержантом по душам: Интересно, каким будет первый день мира? Вдруг пойдет дождь? Или разойдется гроза и люди подумают, что бьет артиллерия?.. Дементьев задумчиво улыбался.
Второй пилот вышел из кабины и тронул Дементьева за плечо:
— Давай сюда. — Летчик подвел Дементьева к зияющей дыре открытой двери. Спокойно, точно речь шла о чем-то простом и обыденном, сказал: — Гляди на лампочку. Как загорится — прыгай! — Он улыбнулся Дементьеву, рядом с ним прислонился к стенке самолета и стал смотреть на лампочку.
Теперь через дверь Дементьев видел густую темноту ночи и больше ничего. Наверно, самолет удалился от города. Было страшновато, черт возьми, думать, что вот через эту черную дыру нужно будет шагнуть в неведомую, темную бездну.
Лампочка медленно, точно нехотя, загорелась тусклым багровым накалом. Дементьев кивнул летчику и шагнул в пропасть. В уши ударил рев моторов. Упругий воздух отшвырнул его от самолета. Рев моторов уже не слышен. Хлопок расправившегося парашюта. Резкий рывок. Тишина. Покой. Ночь…
В течение немногих секунд снижения с парашютом Дементьев подумал о двух вещах. С досадой о том, что в спешке подготовки к отлету у него не нашлось пяти минут написать письмо Тамаре. Неизвестно, сколько придется ему проторчать в городе Н., а она будет думать бог знает что. И с беспокойством о том, как произойдет приземление, — все-таки это был всего только третий его прыжок с парашютом.
Внезапно Дементьев увидел землю. Вернее, он увидел черные пятна кустарника на белом снегу. Приземлился он, как и было рассчитано, на заснеженном болоте, неподалеку от шоссейной дороги. Увязнув в снегу по пояс, подтянул парашют, отстегнул его и затоптал в снежную яму. Потом осторожно вышел на шоссе, выпростал из-под ремня подобранные полы немецкой офицерской шинели и неторопливо зашагал к городу.
По шоссе шел уже не Дементьев. Это был капитан немецкой армии Пауль Рюкерт, уроженец Берлина, возраст — 31 год, стаж воинской службы — восемь лет. Последняя должность… На этот вопрос Пауль Рюкерт мог дать несколько ответов. И, что самое удивительное, он мог из разных карманов извлечь ровно столько же документов, с абсолютной достоверностью подтверждающих любой из его ответов. Каждый из этих документов был изготовлен великолепными мастерами графики и литографии. Тот немецкий начальник, который в свое время подписал подобный документ, посмотрев на этот, сказал бы: "Да, это моя подпись". Больше того, если бы эти документы, среди других, были бы предъявлены специалисту по немецкой военной документации, он вряд ли обнаружил бы, что они поддельные. Дементьев мог свято верить в непогрешимость своих документов. И он верил. Но все же продумал миллион уловок, как избежать чересчур частого предъявления документов. В обычных его рейдах по вражеским тылам, если приводилось столкнуться с гитлеровцем накоротке, ситуация мгновенно разрешалась с помощью огнестрельного или холодного оружия. Здесь это исключалось, и к этому новому положению Дементьеву предстояло привыкать.