— Это квартира Булкиных? Товарищ Булкин?
Молодой человек лет двадцати пяти — тридцати в строгих роговых очках и модном плаще-болонье вошёл в их квартиру, благоухая дорогим столичным одеколоном «Красная Москва».
— Да… Я — инженер Арсений Булкин, — отозвался витин отец, только вернувшийся с профсоюзного собрания, потому трезвый и при галстуке. Чем могу быть полезен?
— Надо же! Обычный инженер и такие идеи…
Москвич представился аспирантом из Академии Наук. Он разливался соловьём по поводу перспективности дела, но только для публикации требуется доработка, рецензирование кем-то из докторов-академиков… В общем, он предложил Булкину-старшему соавторство.
«Скользкий хлыщ. Помню таких по шарашкам. Зэки изобретали, а эти, гладкорожие, присваивали. Хорошо хоть — соавторство. Спёр бы и присвоил вчистую, а там доказывай».
«Ладно, деда. Посмотрим на его физию, когда папа скажет, кто это написал».
«Сомневаюсь».
Дед и при жизни зятя не жаловал. Выходит — за дело. Инженер Булкин гордо приписал себе интеллектуальный труд отпрыска и его странных консультантов.
— Конечно-конечно! Пишите всё что нужно. Если от нас чо требуется — нам пишите. По почте быстренько. Мы тоже быстренько. А с дороги не устали? Пивка, водочки? Маша! Накрывай на стол! Что ж ты копаешься…
«Обскакал нас зятёк, а, Первая Конная?»
Витя повесил голову. Отец поступил не более порядочно, чем уличные гопники, вытрясающие копейки у мелюзги.
Через три года аспирант блестяще защитил кандидатскую и тут же был приглашён в докторантуру. Булкин-старший как соавтор получил честную половину от публикаций, пропил гонорар и тихо помер от инфаркта. Виктор поступил на мехмат, с отчаянием ощущая, как бездарно уходят годы. По уровню знаний он превосходил большинство преподавателей, не считая, конечно, педагогов по ключевым математическим дисциплинам: политэкономии, марксистско-ленинской философии и научному коммунизму.
Глава третья,
в которой герой мечется между «надо» и «хочется», либо между «надо» и «очень надо»
Во всём виноваты евреи — это их Бог нас создал.
Григорий, увидев мой нарочито радостный «иессс!» с резким движением руки вниз, будто дёргаю за цепочку старинного бачка над унитазом, должен догадаться, что операция «внедрение» развивается. Соответственно, засвечивать меня своей сомнительной близостью нежелательно.
Служебные инструкции выше здравого смысла. Вечером в отеле бесцеремонно подсаживается ко мне. Молвит, глядя в упор честными ясными глазами:
— Добрый вечер, земляк. Похоже, тебе повезло. А мне — нет. Поеду в Банги. Если в Корпорацию не взяли, вдруг где попроще пристроюсь. Может, свидимся?
Ну не скотина ли? Если завтра спросят, имел ли я контакт между собеседованиями с представителем российской спецслужбы, что отвечать? Ну, промычу: никто меня в этот период не вербовал. Но если интервьюер окажется въедливее сегодняшнего памятника самому себе и задаст несколько прямых вопросов, то выбор — сдавать или не сдавать мою связь с СВР — придётся сделать немедленно. Хоть я и в еврейской стране, где отвечать вопросом на вопрос считается правилом хорошего тона, не отверчусь.
— Не знаю. Ещё ничего не решено. Спокойной ночи.
Оставляю недоеденным кошерный ужин, будто перехотелось. Врать можно Отечеству и детектору лжи, но не собственному желудку, он-то правду знает.
Долго ворочаюсь, перебираю доводы за, против и сбоку.
Есть железный аргумент. Он в пользу преданности нанимателю. Дома двести долларов и пятьдесят тысяч рублей. Точнее — было, пока домашняя касса не перешла в полное ведение жены при дельных советах тёщи, мамыдорогой. В ЦАР обещают на старте восемь тысяч дукатов. Это примерно десять тысяч евро, в рубли и пересчитывать страшно. Если верить Интернету (а кто ему верит? ну, почти все верят!), монетарная политика республики, начиная с времён Самбы-Панзы, строится на устойчивости дуката относительно покупательной способности золота. То есть, если золото вырастет в цене к основным валютам, дукат ждёт ревальвация. Не понимаю, какими экономическими механизмами обеспечивается эта уникальная стабильность, особенно — в африканской глубинке, но мне, наёмному работнику, дукат греет душу. Как бы ни закончилось задание, зарплату разведчики у меня не отберут.