Я походил немного рядом, дал пару советов и уехал. Через пару дней вернулся поздно вечером. Остался уже надолго.
Второй час ночи. Лаборатория наполнена раскаленным воздухом от печей.
— Снова трещины! — Сорокин в сердцах отбросил образец. — Уже пятая плавка, а результат тот же.
Величковский склонился над микроскопом:
— Структура нестабильная. Видите эти игольчатые включения? При ударе они станут концентраторами напряжений. Броня рассыплется.
Я подошел к доске с записями:
— Давайте пересмотрим режим охлаждения. Может быть…
Грохот прервал мои слова, на испытательном стенде лопнул очередной образец. Осколки брони разлетелись по защитной камере.
— Вот вам и эксперимент, — мрачно произнес Сорокин, разглядывая изломы. — Хрупкое разрушение. Как я и предполагал.
— Попробуем другой состав, — Величковский быстро писал в лабораторном журнале. — Увеличим содержание марганца, снизим углерод…
Спустя пару дней другой визит.
Тут как раз проходила новая плавка. Раскаленный металл льется в форму. Три часа термообработки.
— Твердость выше, — констатировал Сорокин у твердомера. — Но посмотрите на излом. Не годится.
В ярком свете ламп поверхность разлома блестела крупными кристаллами.
— Черт! — профессор в сердцах стукнул кулаком по столу. — Перегрев при закалке. Зерно выросло до недопустимых размеров. Эта броня не удержит даже простой бронебойный снаряд.
Я наблюдал за их работой, выжидая момент. Нужно, чтобы они сами прочувствовали все тупики традиционного подхода.
Снова плавка. Снова термообработка. Снова неудача.
— Не понимаю, — Сорокин устало опустился на табурет. — Вроде все делаем правильно, по науке. А результат… — он махнул рукой на груду неудачных образцов.
Величковский задумчиво протирал пенсне:
— Возможно, мы идем неверным путем. Пытаемся улучшить существующую технологию, вместо того чтобы найти совершенно новую идею.
И тут я понял — момент настал. В это время я расхаживал по лаборатории, делая вид, что погружен в размышления. На самом деле в голове выстраивалась четкая картина, знания из будущего складывались в конкретную технологию.
— А что если… — я резко остановился. — Что если сделать броню трехслойной?
Величковский поднял глаза:
— Трехслойной? Но это же…
— Слушайте! — я схватил мел и начал быстро писать на грифельной доске. — Внешний слой — высоколегированная сталь. Хром — три процента, никель — два, молибден — один. И добавить ванадий, совсем немного, для измельчения зерна.
Сорокин лихорадочно записывал в блокнот:
— А средний слой?
— Средний делаем вязким, на основе марганцовистой стали. Он будет гасить энергию удара. А внутренний… — я на мгновение как будто задумался, — внутренний снова высокопрочный, но с добавкой титана.
Величковский медленно протер стекла пенсне:
— Невероятно… Это же… это абсолютно новый подход! Но как соединить слои?
— Специальная сварка и диффузионный отжиг, — я продолжал писать формулы. — И особый режим термообработки: закалка внешнего слоя до шестидесяти-шестидесчти двух единиц Роквелла, затем отпуск по сложному графику.
— Позвольте, — профессор вскочил, глаза его загорелись. — Если правильно подобрать температурные режимы, это может сработать. Сорокин, начинайте плавку! Немедленно!
Следующие часы прошли как в лихорадке. Гудели печи, Сорокин колдовал над тиглями, добавляя точно отмеренные порции легирующих элементов. Величковский лично контролировал температуру, не доверяя даже автоматическим самописцам.
К рассвету первые образцы были готовы. Маленькие пластины новой брони поблескивали безукоризненно ровной поверхностью.
— Смотрите! — Величковский отшатнулся от микроскопа. — Невероятная структура! Мелкое зерно, равномерное распределение карбидов… Сорокин, проверьте твердость!
Молодой инженер склонился над твердомером:
— Не может быть… Триста шестьдесят единиц по Бринеллю! А пластичность… — он схватил образец, попытался согнуть. — Не гнется!
— Теперь проверим на удар, — профессор поместил пластину в испытательную машину.
Маятниковый копер с глухим стуком обрушился на образец. На поверхности брони осталась едва заметная вмятина.
— Фантастика, — прошептал Величковский. — Энергия удара… она словно растворяется в среднем слое. А внешний даже не треснул!
— Леонид Иванович, — Сорокин повернулся ко мне. — Как вы это придумали? Это же… это революция в бронировании!
Я пожал плечами:
— Просто логически развил существующие идеи. Главное, что все получилось.