Не миновала эта напасть и Петьку. Было неловко на глаза пацанам показываться. Еще он боялся, чтоб взрослые не узнали, особенно Валентина Прокопьевна. Она женщина, и к тому же красивая. Раньше он таких, может, только в кино видел, а в жизни первый раз. У нее черные волосы, длинные ресницы и голубые глаза. Нет, не должна она видеть полосатый матрац с желтым пятном, который развешивал на заборе Петька. Он выносил свой матрац чуть свет, еще до подъема, торопливо набрасывал на забор и быстро удирал. Напарник по койке, прозванный Соплей, недовольно пыхтел, но молчал. Петька скрывал это и от Князя, тот мог растрезвонить на весь детприемник и не отказал бы себе в удовольствии сообщить об этом Валентине Прокопьевне. В последний месяц она Петра чуть ли не усыновила, хотя сама еще очень молода и иметь детей вроде бы ей рановато.
Да разве она сможет заменить маму? Или хотя бы сестру Ленку? Да никогда!
За ночь напорошило белым пухом, утром глаза слепит солнце, мороз. Снег пушистый, глубоко утоптана тропинка, что ведет к накатанной санями дороге. Оступишься в сторону, завалишься и угодишь по пояс в сугроб, полные валенки наберешь. Успевай вытряхивай, пока снег не растаял.
Петька привык бродить один. Приятелей не было, с Соплей дружить не хотел.
— Крайнов! — окликнула Валентина Прокопьевна. — Приходи после прогулки ко мне.
Голос звонкий, как у певицы. Больше месяца назад позвала к себе Петьку первый раз. Он хорошо запомнил, как остановился тогда, повернулся и посмотрел на нее. Она стояла там же, вверху на холмике, и улыбалась, словно бы обрадовалась встрече. Медленно подошел к ней. Полы шинельки поплыли по сугробу, подметая сыпучий снег. Она дружелюбно сказала:
— Крайнов, ты еще не был у меня дома, заходи в гости, не стесняйся…
На Валентине Прокопьевне было синее пальто с лисьим воротником. Мягкие черные валенки самодельной катки облегали ноги. Она переступала на месте, как будто согревалась, пританцовывая. Кудрявые завитые волосы распушились из-под цветастого платка, который на фоне белой зимы рябит красками в глазах. Щеки разрумяненные, точно натерты морковным соком, губы густо накрашены, блестят и щурятся голубые глаза.
Петька не противился, подчинился, пошел. В теплой комнате он обмяк и оробел. Словно в тумане видел ее лицо и как эхо слышал ее голос. Она говорила о письмах и розыске батьки. Потом принялась учить арифметике, чтобы Петька в детприемнике не отстал по учебе. Какая может быть в этой перевалке учеба, один смех, и талдычат постоянно каждому тут дураку, что для скорой победы нужно хорошо учиться. Слышал Петька слова такие много-много раз, но для победы нужны снаряды, а не отметки в тетрадях.
В учебном классе почему-то больше всего занимались арифметикой. Другие предметы — то есть, то их нет, то через раз урок ставят. А математику каждый день в расписание впишут с восьми часов утра первым уроком. Пробрякает где-то в темном коридоре ленивый звонок, и в учебный класс, освещенный двумя линейными лампами, уже входит заместитель начальника детприемника и начинает пичкать цифрами да задачками. Начальника редко видели на территории детприемника, он весь в делах и разъездах, а зам его очень редко отлучался. Ему было трудно ходить, он инвалид, и вроде бы у него еще раны не зажили. Мало кто видел, что делал он в детприемнике, но математику вел исправно в каждом классе. Был он нелюдим, озлоблен, никого не хвалил, даже тех, кто соображал. В серых тетрадях размашисто ставил «удочки» и «плохо» с точками. Других отметок не признавал. Петьке эта арифметика поперек горла застряла. Она и раньше труднее всего ему давалась.
— Эй, Генералец, — кричит какой-нибудь «холоп», — сколько будет дважды два?
Язвят, потешаются, а Петьке не до смеха. Не выходит, и весь тут счет, хоть лопни.
Много разных и не понятных Петьке задачек да примеров перерешал он с Валентиной Прокопьевной в последний месяц. Может, за все время своей учебы Петька столько не решал. Примеры с цифрами даются ему полегче, а вот с задачками беда, ни одной одолеть не мог. Валентина Прокопьевна так старалась, словно не арифметические действия решались, а сама судьба, вся дальнейшая жизнь Петьки. Вот и сейчас она без умолку говорит, растолковывая. Наклоняется, и Петька ощущает ее тепло. А заденет невзначай плечом, тут вся арифметика из головы сразу вон, ни условия он не слышит, ни решения, ни ответа. Краснеет, стесняется, сопит, как круглый оболтус, боится отодвинуться и рот раскрыть.
В комнатке натоплено, жарко. Валентина Прокопьевна распарилась и раскраснелась. Быстро переоделась, набросила легкий халатик.