Энн и я внимали мудрым речам Фила с разинутым ртом. В этот момент он был очень похож на нашего друга Алана Портера.
— Я закончил, — фыркнул Фил, — спасибо за внимание.
— Итак, ты считаешь, что я ее не видел, — уныло вздохнул я.
— Видел, но, так сказать, мысленным взором. И уверяю тебя, при этом получаются очень реалистичные картины. Иногда более реалистичные, чем в действительности. — Он подмигнул мне и усмехнулся. — Могу тебя поздравить, братишка, этой ночью ты был медиумом.
Мы еще немного поговорили, но беседа потеряла былую живость. Я по инерции продолжал вяло возражать. Бывает довольно сложно отказаться от своего мнения, тем более в таком неординарном вопросе. Но Фил был очень убедителен, и я сдался. Как он выразился, увидеть привидение необыкновенно романтично. Да и звучит лучше, чем телепатический образ. Тут в разговор вмешалась некоторое время молчавшая Энн:
— Мы упустили один момент, а он, по-моему, главный. Я хочу знать, кто эта женщина?
Мы с Филом не могли не рассмеяться над забавной смесью любопытства и подозрительности, отчетливо прозвучавшей в ее голосе.
— Кто же еще? — моментально отреагировал Фил. — Одна из его подружек.
— Я тоже хотел бы это знать, — покачал головой я, — но, по правде говоря, я не могу припомнить, чтобы видел ее когда-нибудь. Может быть, это — как ее звали? — Элен Дрисколл?
— Кто? — не понял Фил.
— Женщина, которая жила в этом доме до нас, — объяснила Энн, — сестра нашей соседки, миссис Сентас.
— Что ж, — пожал плечами Фил, — вполне возможно.
— Выходит, я видел привидение Элен Дрисколл, — подвел итог я.
— Тут есть одна маленькая деталь, — засмеялась Энн. — Ты никак не мог видеть привидение Элен Дрисколл, потому что, насколько я знаю, она и не думала умирать. Она уехала. Вернулась на восток.
— Хорошо, что не на запад, — фыркнул Фил.
Голова просто раскалывалась. Боль была такой сильной, что я решил не ехать со своим семейством на пляж. С трудом уговорив Энн ехать без меня, я клятвенно пообещал ей, что со мной ничего не случится, я приму аспирин и полежу, пока боль не пройдет. Они уехали сразу после двух, загрузив в машину Фила корзинку с едой, одеяло, пляжную сумку, лосьоны и прочие необходимые на пляже мелочи. Я стоял на крыльце и махал Ричарду, пока «меркьюри» не свернул на бульвар. Затем вернулся в дом. Уже закрывая дверь, я заметил Элизабет. Она сосредоточенно копалась в клумбе перед домом. На ней была соломенная шляпа с очень широкими полями, которую они с Фрэнком купили в Тихуане[1]. На меня она не смотрела. Я некоторое время понаблюдал за ее медленными, усталыми движениями и подумал, что если существуют профессиональные мученики, то Элизабет из их числа. Но тут же счел эту мысль не особенно важной и постарался побыстрее выбросить ее из своей бедной больной головы.
Я захлопнул дверь, твердо решив забыть о своей вечно несчастной соседке. Мне хватало собственных неприятностей. Все же я успел подумать о том, куда девался Фрэнк, и решил, что он или спит в доме, или валяется на пляже, строя глазки девочкам. Подивившись, почему это вдруг меня стали занимать чужие дела, я выбросил из головы мысли о Фрэнке тоже.
Войдя в дом, я остановился и посмотрел на то место, где стояла женщина. По спине побежали мурашки. Я попробовал мысленно представить ее, но не сумел. Тогда я приблизился и встал на то самое место, чувствуя, как солнце припекает мои лодыжки. При свете дня ночные приключения начинали казаться дурным сном.
Я направился в кухню и поставил греть воду для кофе. Ожидая, пока она закипит, я тяжело опустился на стул. В доме было очень тихо. От нечего делать я так долго разглядывал цветной узор на линолеуме, что он стал расплываться у меня перед глазами. Где-то в доме громко тикал будильник. Звук был такой, словно за дверью кабинета билось сердце. В памяти всплыл рассказ Эдгара По о предательском стуке сердца. Я закрыл глаза и вздохнул. Почему я никак не могу поверить Филу? Все, что он говорил, было таким правильным и разумным... если глубоко не копать.
В этом все дело, решил я. То, что я чувствовал, не лежало на поверхности, а таилось где-то в потаенных глубинах моего подсознания. И пусть мною руководили эмоции. Возможно, именно эмоции являются наилучшим мерилом для подобных вещей.
— Я же сказала, подойди сюда!
От неожиданности я вздрогнул и резко оглянулся, ожидая увидеть за своей спиной женщину в черном.
— Рон! — донеслось до меня. — Рон, я тебя жду.
Только тут я заметил, что от ужаса перестал дышать. С трудом обретя способность соображать, я судорожно вздохнул.
— Ну ладно, — снова услышал я, — а как насчет этого?
Я не расслышал, что ответил Рон. Его вообще никогда не было слышно. А Элси, видимо, произносила одну из своих обычных обвинительных речей, причем аудиторию неизменно составляли все соседи.
— Я же сказала еще за завтраком, черт бы тебя побрал: не желаю, чтобы твои вещи были разбросаны по моему дому.
Неожиданно я развеселился. Бог мой, ее дом! Она не хотела видеть его одежду разбросанной по ее дому. Насколько мне известно, даже Рон не был владельцем дома. Он его снимал. Я всегда думал, что дом для мужчины — это его крепость. Но очевидно, только в том случае, если его жена не превращает эту крепость в тюрьму. На секунду я представил, каким бы получился союз Рона и Элизабет. Скорее всего, их дом был бы самым тихим в квартале.
— А как насчет плиты? — громогласно вопрошала Элси. — Ты обещал почистить ее в эти выходные. Ты сделал это?
Такие разговоры всегда нервировали меня, но сегодня привели в ярость. Я даже инстинктивно сжал кулаки.
— На днях, дорогая, — пробормотал я то ли сам себе, то ли воображая себя Роном и непроизвольно жестикулируя, — как-нибудь на днях. Хрясь! Ух ты! Полетела...
Пока я размахивал кулаками, голова разболелась еще сильнее. Я попробовал улыбнуться но лицо лишь исказила гримаса боли. Мне нет дела до чужих проблем. У меня имеется своя. И она не решена, независимо от того, что считает по этому поводу Фил.
Я как раз допивал кофе, когда услышал шлепанье босых ног по ведущей к дому дорожке. Осторожно выглянув в окно, я увидел приближающуюся к крыльцу Элси. На ней был надет довольно открытый черный купальник.
— Энн! — Она громко постучала. — О, приветик! — Она быстро сменила нейтральную приветливую улыбку на откровенно обольстительную.
— Добрый день, — вежливо поздоровался я.
Купальник сидел на ней так плотно, что натянуть его, по-моему, можно было только с использованием мыла.
— Том, я хотела попросить у Энн стаканы, вечером жду родственников.
— Конечно, нет проблем. — Направившись к шкафу за стаканами, я услышал, что она вошла в дом и закрыла дверь.
— А где Энн? — проворковала она. Вопрос казался вполне невинным, но я почему-то почувствовал смутное беспокойство.
— На пляже.
— Значит, ты один? — игриво промурлыкала она. — Хо-хо! Интересно. — Подразумевалось, что это шутка. Правда, мне почему-то не было смешно.
Внезапно я снова ощутил покалывание в висках. Я быстро обернулся, страшась снова увидеть женщину в черном, но в кухне была только Элси.
— Ты должен был предупредить меня, — жеманно проговорила Элси, — я бы надела что-нибудь более подходящее.
Я молча достал из шкафа стаканы. Мне нестерпимо хотелось выставить ее из дома. Что-то в ней сегодня меня чрезвычайно раздражало, причем я бы затруднился выразить словами, что именно.
— Надолго они уехали? — полюбопытствовала Элси.
— А почему тебя это интересует? — Я улыбнулся, но это было ошибкой. Улыбаться не следовало.