Обжигающее зрачок глаза солнце беспощадно светило, застыв в зените над зеленой землёй. Огромное, отлично ухоженное поле для гольфа уходило за далёкий горизонт, сливаясь с сантиметровыми деревьями и миллиметровыми фигурками людей. Над полем стриженной травы то и дело пролетали странные объекты — круглые по своей природе, но и не идеальные, эти кристально-белые шарики взмывали в небо лишь для того, чтобы вновь упасть на землю — совсем как люди.
— Скажи мне, — раздался вдруг голос вдали одной из лунок, — если бы тебе дали выбор: миллион долларов или шанс начать новую жизнь — что бы ты выбрал?
Вновь прозвучал небольшой щелчок. Под едва слышимые матерные слова бледная и полная зарубцованных ран рука перелистывала какие-то файлы.
— Знаешь, — ответил с хрипом второй голос спустя секунды, — меня в моей жизни устраивает все, кроме отсутствия у меня под матрасом миллиона долларов.
— Ха-ха-ха! Лучше и не скажешь, — щелчок. — Ха — попал! Да, чёрт возьми! — сделав несколько победных взмахов, мужская фигура направилась к своему спутнику. — Время перебираться к следующей. Давай, бери своё раскладное кресло и пошли.
— Ага. И папку с отчетами, и бутылку мартини, и клюшки — руки-то всего две, хоть я на них и мастер.
— Ладно-ладно, так уж и быть — помогу — возьму мартини, — с наигранной улыбкой проговорил мужчина.
С безукоризненным молчанием в ответ в него лишь прилетела сумка с клюшками и два голоса двинулись дальше. Небо над их головами начало медленно затягиваться серыми тучами. Яркая звезда скрылась из поля зрения, оставляя небесное поле тому, кто первый на нём окажется. Такая сентябрьская погода лишь радовала человека, лежащего в кресле и медленно потягивающего мартини с чашки под кофе.
— Знаешь, а приятно наконец-то выбраться из пыльных стен и стерильных подвалов.
— И не говори, — почти шёпотом подтвердил второй.
— Эй, а тебе то, что, босс? Ты же, в основном, сидишь в своём «овальном» кабинете, попивая виски, думая о вечном и лишь время от времени вызывая «человека под номером N», чтобы рассказать ему о том, в каких позах ты будешь его видеть, если он не начнет делать свою работу.
— И то правда. Ну, кто на что учился, да, приятель? Надеюсь, у тебя нет претензий к своей работе, а? — в голосе человека с клюшкой слышались нотки укора и угрозы одновременно.
— Вообще-то есть. Но только тогда, когда Они слишком сильно вопят. Вот почему мы не отрезаем языки, а?
Смех, как ответ на этот риторический вопрос, разразил огромное поле.
— Отложи ты уже эти отчеты, Рик!
За медным и когда-то блестящим окуляром поднялись прищуренные серые глаза, обзор которым закрывали локоны такого же цвета волос, в большинстве своём завязанные сзади в хвост. Ричард медленно поднялся со своего белоснежного кресла и, поправив серо-коричневые брюки, двинулся к своему товарищу.
В глазах его всё еще мелькал отсчет за предыдущий месяц: количество смертей увеличивалось, но и процент совмещения с Объектом рос прямо пропорционально. «Работа, работа, работа» — гудела судорожно его голова. Закатанные до плеч рукава рубахи, казалось, были такими с самого его первого дня.
— Вы-ки-нь э-ти бу-ма-ги! — чистая ладонь выхватила из его рук папку и, блеснув позолоченными запонками на манжетах рубахи, кинула её обратно в кресло. — Выпей и расслабься. Не можешь — выпей ещё. Выехать за несколько штатов от Маунт-Мессив, чтобы работать — просто извращение в моих глазах…
Трагер откинул глаза вверх, скрестив руки на груди. Его друг, увы, никогда не прикасался любой работе, кроме офисной или бумажной. Перебирая тонные прессованного дерева, он, вероятно, позабыл о том, что любой документ — это лишь подтверждение для физической работы, которая, так или иначе, должна быть сделана. Вернувшись к креслу, он забрал папку и уже было принялся перечитывать.
— Хватит! — почти прокричал его спутник. — Ты, Ричард, мать его, Трагер, приехал сюда со мной, Джереми Блэром, чтобы отдыхать! — он вновь положил папку на кресло и прикрыл её своим тёмно-синим пиджаком. — Отдыхать, врубаешься, Рик? — Блэр взглянул на один из многочисленных таймеров на своих часах.
— Один из них наверняка означает хоть что-то, близкое ко времени, дружище.
— Заткнись, — отмахнулся от него черноволосый. — Его-то у нас полно. Забудь вообще, что ты доктор. Забудь, что я твой начальник. Думаешь, сейчас кто-то может сказать о том, кто ты? Нет, не может. Никто не узнает в тебе ни доктора, ни учёного, ни философа. Ты — отдыхающий. Так что и веди себя подобающе.
Ричард Трагер вновь вернулся ко стулу. На одной из широченных ручек стояла бутылка с алкоголем и чашка с надписью «BOSS», которая едва не была смахнута пиджаком «не его начальника». Наполнив ёмкость, он вернулся в кресло, положив отчет и пиджак себе на колени. Диалог с Джереми Блэром растянулся на долгие часы. Словно играя в тот же гольф, его друг умудрялся попадать в самые интересные для разговора темы. А пока тот готовился к удару клюшкой, Рик сидел в кресле и пил мартини, то и дело выдавая саркастичные шутки во время неудачных подач своего лучшего друга.
С течением времени Ричард всё чаще и чаще ловил свои глаза на машинальном чтении треклятого отчета. Мелькающие слова и словосочетания с большой лёгкостью позволяли ему постичь смысл данного текста: «опыты», «МК-У», «добровольно», «отказ», «навсегда» — первая страница, как в прочем и нужно, содержала в себе лишь копии многочисленных договоров, хозяева которых никогда больше не прикоснутся к ручке.
Вдали зашелестели деревья. Порывы ветра подхватывали файлы из шершавой папки и, словно листики клёна, откидывали их куда-то вверх. Ловкой рукой Трагер схватил документы и, придавив папку бутылкой, направился вперёд с чашкой и пиджаком в руке.
В какой-то момент он даже поверил тому, что он не доктор. Поверил, что никто не узнает ни в нём, ни в его боссе ни убийц, ни учёных и ни садистов, шкуры коих им так часто приходится примерять на себя. Поверил, что до того момента, как наступит понедельник, то золотое кольцо на правой руке не подпишет ни одного смертного приговора, а не менее хитрые, чем его, карие глаза не загубят ни одной жизни.
Подойдя к Джеру, он вручил ему пиджак, а как только тот его надел — чашку. Да, сейчас никто не признает в них убийц, никто не признает в них докторов, никто не признает в них даже рабочих людей. Нет. Нет! Сегодня… сейчас у них есть свой законный выходной.