______________
* Имеется в виду один из персонажей романа Р.Л.Стивенсона. - Примеч. ред.
- Но ведь это не я...
Лакоссад улыбнулся.
- Влюбленному, как и слуге, лучше не зарываться, приятель. Арабская мудрость гласит: "Если у муравья отрастают крылья, то лишь ему же на погибель".
У Лепито как-то не было настроения рассуждать о достоинствах арабских пословиц.
- Да начхать мне на ваших арабов, и на муравьев тоже!
- Ну-у, вы не правы, приятель. Берусь вам это доказать.
- Возможно! Но мне, знаете ли, не до того: если так пойдет и дальше, то в конце концов я кого-нибудь прикончу непременно.
- Да, вот в это я верю. Не скажите ли, кого же конкретно? - вкрадчиво осведомился полицейский.
- Пока не знаю! Но убью точно, непременно убью. Прощайте!
И клерк быстрыми шагами двинулся прочь - так некогда Аристид удалялся в изгнание по вине предателя Фемистокла.
Вернувшись в сад мэтра Парнака, Лепито все еще кипел от негодования, но дурное настроение мигом улетучилось, едва он увидел идущую навстречу (вернее, к калитке) женщину своей мечты. Владычица грез, Соня Парнак и в самом деле была красавицей. Высокая, плотная, но вовсе не толстая, она обладала всеми достоинствами, которые вызывают вожделение у любого мужчины. На ходу Соня покачивала бедрами почти без нарочитости, но достаточно, чтобы пробудить интерес. У нее были темные волосы, серьге глаза и полное румяное лицо - впрочем, такой цветущий вид свойствен многим молодым южанкам. Озорной смех придавал облику Сони особое очарование, своего рода изюминку. Короче говоря, это была одна из тех женщин, о которых мужчина грезит с юных лет и до глубокой старости. Было, правда, небольшое "но", заметить которое могли лишь наиболее разборчивые (и, надо сказать, не без оснований), - это некоторая вульгарность, выдававшая довольно темное происхождение. Однако на сей счет в салонах Орийака лишь строили тщетные предположения.
По мере того как Франсуа приближался к той, кого мечтал однажды заключить в объятия, сердце его колотилось все отчаяннее. Еще издали он увидел, что молодая женщина улыбается, и ощутил такое блаженство, что почти утратил земное притяжение.
- Добрый день, мадам...
- Здравствуйте, Франсуа... Вы сегодня не работаете?
- Я... меня послали отнести досье мэтру Живровалю...
- Вас что, перевели в посыльные?
- Нет... это Антуан... он увидел, что я нервничаю... и почел за благо дать мне возможность немного расслабиться...
- А почему это вы нервничали, мой маленький Франсуа?
- Я поссорился с мсье Дезире.
Соня пожала красивыми плечиками.
- Охота вам связываться с этой старой развалиной! Ладно, можете немного проводить меня, я хочу с вами поговорить...
- Но... но... нас могут увидеть! - пробормотал Франсуа, замерев от страха и восторга.
- И что с того?
Молодой человек так мечтал, чтобы его уговорили, что сразу же сдался. Они вместе вышли из сада и двинулись по авеню Гамбетта.
- Малыш Франсуа... Вы ужасно неосторожны... Эта записка в моей шляпе... ведь ее мог прочесть кто угодно!
- Вы... вы сердитесь?
- Нет, конечно, но нужно вести себя умнее. От вас такое беспокойство. За столом я не решаюсь развернуть салфетку, а если кто-то рядом, то даже не могу ни сумку открыть, ни туфли надеть - везде может оказаться ваша записка. Вы что же, подкупили кого-то из слуг, а? Наверное, Розали, да? Признайтесь, плутишка!
- Нет-нет, клянусь вам! Просто я выдумываю всякие предлоги, чтобы попасть в дом, когда там нет ни вас, ни мэтра Парнака...
- Это все-таки опасно. Бросили бы вы эту писанину...
- Я не могу!
- Правда?
- Когда я вам пишу, мне кажется, будто я говорю вам то, что не осмеливаюсь высказать вслух.
- Это уж точно, у вас просто духа не хватит произнести эти ужасные слова, - с легким смешком и какой-то двусмысленной улыбкой сказала мадам Парнак.
- Ужасные слова? - растерялся Франсуа.
- Черт возьми! Вы ведь говорите не только о порывах своего сердца... вы описываете меня... причем в таких подробностях, что я чувствую себя как у оценщика... Это очень гадко...
Но это "очень гадко" было произнесено таким воркующим голоском, так многообещающе, что Франсуа решил развивать тему и дальше.
- Так вы меня любите, Франсуа?
- И вы еще сомневаетесь?
- Мужчины так легко лгут, чтобы добиться своего...
В распоряжении Сони Парнак был небогатый набор весьма расхожих истин, которые она пускала в ход при всяком удобном случае. Это позволяло ей сойти за умную в глазах дураков. Франсуа был далеко не глуп, но, как всегда и везде на этом свете, любовь превратила его в невольное подобие идиота.
- Мне труднее судить о вашей искренности - вы-то ведь никогда мне ничего не говорили...
- Злючка...
Молодой Лепито уже не шел, а парил над землей.
- Вы... вы могли бы полюбить меня?
- Ну не знаю, да ведь у меня есть муж!
- О-о-о!
Это "о-о-о" красноречиво свидетельствовало, что мэтр Парнак не внушает особых опасений своему клерку.
- Но, Франсуа, как это дурно предполагать, что я способна любить кого-то, кроме мужа... во всяком случае...
- Да-а-а, и... что же? - До ошалевшего от счастья Лепито как-то не доходили столь очевидные истины.
- ...для этого мне надо встретить искреннюю любовь... человека, который бы жил только для меня... чтобы я могла положиться на него до конца своих дней...
- Такого человека не нужно искать, моя Соня! Он уже есть, и это я!
Совершенно неожиданный хохот мадам Парнак обрушился на молодого человека словно холодный душ.
- Да вы... вы издеваетесь надо мной? - задохнулся юный обольститель.
- Да нет же, уверяю вас... - трясясь от смеха, едва произнесла красавица.
- Не нужно уверений. К несчастью, это так... Вы не принимаете меня всерьез... Ни единого знака расположения от вас... - с грустной надеждой канючил опустивший крылышки голубок.
- Неблагодарный! А кто же нашел для вас комнату у этой опасной вдовы?
- Что ж говорить теперь о моем жилье?
- Вам там не нравится? Меня это очень огорчает, - поворачивает разговор опытная в амурных делах Соня.
- Дело не в этом.
- А в чем же?
- Вы обещали зайти в гости, но так ни разу и не пришли! Почему?
- Мне это нелегко, я не слишком уверена в себе...