- Охотиться! – он гордо отстёгивает от ремня и поднимает вверх связку набитых зайцев, штуки 4 не меньше. – Сегодня у нас зайчатина.
Никогда не пробовал зайчатины, но почему-то так её захотелось, с картошечкой.
- Как тебя зовут, хоть? - спрашиваю.
- Малк.
И тут меня пробивает на смех:
- Малк, серьёзно, Малк? Родители по ходу знали, что ты не вырастешь. – Тупой юмор – это у меня от отца.
- Родители умерли, когда я был маленький. А кроме того я самый высокий в своей деревне.
- А-а-а, прости, - извиняюсь, и тут меня снова на смех пробивает. Откровенничаю с энписи, вспоминается Сергея Юрьевича Беляков из Нашей Раши, тот тоже с телевизором разговаривал.
- Ладно, можешь оставаться.
- Спасибо вам, спасибо, сэр Овидий, вы так благородны. – Кланяется. Он поднимает глаза, и те округляются, как от испуга. - Сэр Овидий! – Громко кричит он, указывая на телегу.
Я смотрю и вижу то, что заставляет меня смеяться во весь голос.
Гарпия, крепко связанная по «рукам» и ногам, как-то сползла с телеги и попрыгала вперёд по дороге как синичка.
- Стой! Стой! – кричу я ей.
Не останавливается. Я догоняю её и лёгким движением валю на землю.
- Алама-нала-ма… - ворчит она на непонятном языке.
- Говори по-нашему, а то я ничего не понимаю, - обращаюсь к ней.
- Она не может, - подбегает полурослик. – Гарпии редко на двух языках разговаривают.
- И как же их понимать?
- В их языке всего 30 слов. Его выучит даже младенец. Откровенно странно, что вы, такой просвещённый, языком гарпий не владеете.
- Слышь, ты, не умничай, лучше переведи, что она там лепечет.
- Она говорит, что вырвет вам кишки и высушит на солнце.
- Как мило, - поднимаю гарпию на ноги и смотрю ей в глаза. Она опасно клацает зубами. – Укусить может? – интересуюсь у Малка.
- Может, только очень слабо. Зубы у них не такие острые, как когти.
Затаскиваю гарпию на телегу.
- Но-о-о, тупая скотина, - снова толкаю лошадь, которая решила остановиться, пощипать травки.
Малк запрыгивает не телегу и начинает методично свежевать зайцев. Дикое зрелище, но интересное. Заяц на вид та же кошка, а без шкуры вообще не отличишь.
- Может, обед сварим! – как бы невзначай предлагает он.
Честно говоря, я уже и забыл, как голоден. Чувство усталости напрочь подавило голод.
- Мо-ожно! Прррр. – я останавливаю телегу и отпускаю лошадь попастись, она же тоже устала.
Ещё раз проверяю, как привязана гарпия и сажусь на землю, облокотившись об колесо. Срываю соломинку и вставляю её меж зубов. Никогда не понимал, почему другие так делают.
- Может отдать заячьи шкурки гарпии. Она давно не ела. – Предлагает полурослик.
- Мо-о-ожно, - и правда, завёл зверушку – не забывай её кормить, иначе подохнет. Я протягиваю гарпии ободранные шкурки, и наблюдаю, как она впивается в них своими острыми зубками, как довольная вымазывается в заячьей крови, бормоча что-то на своём гарпийском.
- Что с ней делать будем? – спрашиваю Малка, который раздувает костёр.
- Я бы прирезал её прямо здесь, но вам виднее.
- Вот это ты кровожадный. А я как на неё посмотрю – ну школьница школьницей, не хватает только выпускного платья и бантиков. А ты прирезать. Ну не могу я прирезать школьницу, понимаешь?
- Да, понимаю. Просто у меня душа от копоти чёрная, я годами в шахте работал, пока меня не выкупили. А вы светлый. Я, как только вас увидел, сразу понял, что вы светлый человек. Все вокруг тёмные, жадные погружённые в свои шкурные интересы. Но вам это всё безразлично, вы словно с небес свалились.
«Что было, то было», - думаю, а он продолжает:
- Когда вы мне монеты, отобранные у морлока, отдали – я тогда уже понял кто вы такой. И когда вы заговорили на иных языках – всё подтвердилось. А ваша речь об усопшем… да никому не было до него дела, ну погиб и погиб, мало ли народу каждый день погибает. А вы так близко к сердцу приняли его смерть, такие слова сказали. Думаю, его душа возрадовалась и сразу к Богу полетела, минуя страшный суд и чистилище. Мне кажется, вас Бог послал, чтобы мир спасти от меркантильности и жестокости, от грязи и насилия…
«Блаженный какой-то, - думаю я, - надеюсь, он меня не принесет в жертву как-нибудь ночью. Надо бы кинжал далеко не убирать».
- Да будет тебе, будет, чего завёлся, - не выдерживаю я причитаний полурослика. Он замолкает и воцаряется неуютная тишина.
- Эй, ты, - обращаюсь к гарпии в надежде разорвать нависшее безмолвие. - Ты не будешь нас преследовать, если мы тебя отпустим? – говорю, а сам понимаю, что не поверю ни единому её слову.
- Аламэ-намэ, ниама, - отвечает.
- Что она сказала? – смотрю на Малка.
- Переводить? – немного заволновался он.
- Говори как есть, что там?
- Сказала, что вырвет ваше сердце, поднимется на самую большую высоту и сбросит его оттуда в пропасть.
Как ни странно, но этому ответу я поверил.
- Какой у них богатый и образный язык, - удивляюсь.
- Да-а, у них каждое слово имеет по нескольку значений. Живут высоко в горах, ни с кем не считаются. Пафосный народец.
Закипела водичка, и послышался приятный аромат зайчатины. Малк накопал каких-то клубней, сорвал парочку листочков разных трав и бросил их в котёл. Аромат стал ещё насыщеннее.
Он достал две миски и налил в них бульон. Одну взял себе, другую мне протянул, потом достал зайцев и подвесил остывать на ветку.
Я понюхал бульон, пахнет не плохо, сделал первый глоток – вкусно как в ресторане. Жаль только, хлеба нет.
«Я же не ем хлеба. Там глютен», - воспоминания о былой жизни приходят так некстати.
Мы едим зайца, и кости кидаем гарпии. Она ловит их прямо на лету. Забавная такая.
После обеда я ложусь на травку, решаю маленько прикимарить и сразу вижу сон. Мне снится дом под соломенной крышей, и двор с деревянным забором. Цветы, высокие в два человеческих роста белые, красные и синие мальвы. Я пасу свиней возле забора а… стоп, это же не моё детство. Я и в селе-то никогда не был!
И вдруг я понимаю, что это подлог. Что мне навязывают чужие воспоминания. И тут просыпаюсь. Вокруг темно. Я потягиваюсь ото сна и смотрю по сторонам. Малк сидит рядом как стойкий оловянный солдатик, всегда начеку.
- Ты что, за всю ночь ни разу не сомкнул глаз?
- Конечно, а если разбойники нападут. В этих краях опасно.
- Ладно, можешь вздремнуть, я посторожу пока.
Он не отвечает, только голову свешивает, но глаз всё равно не закрывает. Такой бдительный.
Я встаю, и потягиваюсь.
Ну и холодные здесь ночью. Решаю немого развеяться ото сна и прогуляться. Но не успеваю сделать и пары шагов, как арбалетный болт пролетает у меня перед глазами.
ГЛАВА 7
Я отскакиваю в последний момент.
«Что это было? Предчувствие? Паучье чутьё», - размышляю я и кидаюсь к телеге.Пытаюсь отыскать свой меч. Рядом проскальзывает тень, потом ещё одна. Группа в чёрных одеждах окружает нас со всех сторон.
Нахожу меч, хотя назвать этот кусок металла мечом – язык не поворачивается.
- На нас напали! – кричу я во весь голос. Малк поднимается, как будто и не спал. В руках у него два кинжала, у меня обломок меча. Мы стоим спиной к спине, нас окружают серые тени в плащах и шляпах. Под плащами держат клинки.
Я делаю выпад, но разбойник ловко уворачивается, а затем полами плаща обвивает меч и вырывает его из моих рук. Я отскакиваю назад и едва не попадаю под удар второго нападающего. Кинжал вспорол воздух над головой. Неудача для разбойника, это шанс для меня. Я бью его кулаком в живот и отбрасываю в строну. Затем кувыркнувшись, я сокращаю расстояние до телеги и выхватываю торчащее из кузова копьё. Мощным броском я пробиваю череп разбойника, который вырвал у меня меч. Беднягу сшибает с ног и прибивает к земле, как муху. Двое других хватают меня за руки, третий пытается заколоть. Резко выкручиваюсь, хватаю их за шеи и изо всех сил бью друг об друга головами. Слышу треск черепов.