| "Signor Rivarez, do you really think this attractive?" said Gemma, turning to the Gadfly, who was standing beside her, his arm round one of the wooden posts of the tent. "It seems to me—" | - Синьор Риварес, неужели вам это нравится? -спросила Джемма, оборачиваясь к Оводу, который стоял, прислонившись к деревянной подпорке. - По-моему... |
| She broke off and remained looking at him silently. | Джемма не договорила. |
| Except when she had stood with Montanelli at the garden gate in Leghorn, she had never seen a human face express such fathomless, hopeless misery. | Ни разу в жизни, разве только когда она стояла с Монтанелли у калитки сада в Ливорно, не приходилось ей видеть такого безграничного, безысходного страдания на человеческом лице. |
| She thought of Dante's hell as she watched him. | "Дантов ад", - мелькнуло у нее в мыслях. |
| Presently the hunchback, receiving a kick from one of the clowns, turned a somersault and tumbled in a grotesque heap outside the ring. | Но вот горбун, получив пинок от одного из клоунов, сделал сальто и кубарем выкатился с арены. |
| A dialogue between two clowns began, and the Gadfly seemed to wake out of a dream. | Начался диалог между двумя клоунами, и Овод выпрямился, точно проснувшись. |
| "Shall we go?" he asked; "or would you like to see more?" | - Пойдемте, - сказал он. - Или вы хотите остаться? |
| "I would rather go." | - Нет, давайте уйдем. |
| They left the tent, and walked across the dark green to the river. | Они вышли из балагана и по зеленой лужайке пошли к реке. |
| For a few moments neither spoke. | Несколько минут оба молчали. |
| "What did you think of the show?" the Gadfly asked presently. | - Ну, как вам понравилось представление? -спросил Овод. |
| "I thought it rather a dreary business; and part of it seemed to me positively unpleasant." | - Довольно грустное зрелище, а подчас просто неприятное. |
| "Which part?" | - Что же именно вам показалось неприятным? |
| "Well, all those grimaces and contortions. | - Да все эти гримасы и кривляния. |
| They are simply ugly; there is nothing clever about them." | Они просто безобразны. В них нет ничего остроумного. |
| "Do you mean the hunchback's performance?" | - Вы говорите о горбуне? |
| Remembering his peculiar sensitiveness on the subject of his own physical defects, she had avoided mentioning this particular bit of the entertainment; but now that he had touched upon the subject himself, she answered: | Помня, с какой болезненной чувствительностью Овод относится к своим физическим недостаткам, Джемма меньше всего хотела касаться этой части представления. Но он сам заговорил о горбуне, и она подтвердила: |
| "Yes; I did not like that part at all." | - Да, горбун мне совсем не понравился. |
| "That was the part the people enjoyed most." | - А ведь он забавлял публику больше всех. |
| "I dare say; and that is just the worst thing about it." | - Об этом остается только пожалеть. |
| "Because it was inartistic?" | - Почему? Не потому ли, что его выходки антихудожественны? |
| "N-no; it was all inartistic. I meant--because it was cruel." | - Там все антихудожественно, а эта жестокость... |
| He smiled. | Он улыбнулся: |
| "Cruel? | - Жестокость? |
| Do you mean to the hunchback?" | По отношению к горбуну? |
| "I mean— Of course the man himself was quite indifferent; no doubt, it is to him just a way of getting a living, like the circus-rider's way or the columbine's. | - Да... Сам он, конечно, относится к этому совершенно спокойно. Для него кривляния -такой же способ зарабатывать кусок хлеба, как прыжки для наездника и роль коломбины для актрисы. |
| But the thing makes one feel unhappy. | Но когда смотришь на этого горбуна, становится тяжело на душе. |
| It is humiliating; it is the degradation of a human being." | Его роль унизительна - это насмешка над человеческим достоинством. |
| "He probably is not any more degraded than he was to start with. | - Вряд ли арена так принижает чувство собственного достоинства. |