Наконец Вран провалился в сон. Поначалу это была обычная чернота, ласкающая душу покоем, но затем — стоило Врану чуть-чуть отдохнуть и набраться сил для новых впечатлений, — начались сновидения.
Он видел горящие дома, оскаленные лошадиные морды, людей, разрубленных на части и втоптанных в грязь. Он видел беременную женщину, которую привязали к дереву в лесу и оставили там; видел, как она родила, и как, привлеченные криками и запахом крови, из лесу вышли волки и пожрали мать и дитя.
А затем юная корриган предстала перед Враном. Ее зеленые глаза были пусты, а красные волосы стояли дыбом, как будто голова была охвачена огнем.
Она беззвучно прокричала:
— Вот тебе мой третий дар, сир Вран де Керморван: придет к тебе тот, кого ты считаешь умершим, и займет твое место! Вот тебе мой третий дар, вот тебе тот тайный дар, о котором ты и думать забыл, сир Вран де Керморван, проклятый Вран де Керморван!
Вран проснулся от собственного крика и долго переводил дух, но сон к нему больше не шел. Он сел в постели, обтер мокрое лицо полотенцем. Значит, перед смертью она все-таки успела вручить ему третий дар. Тот самый, тайный, который разрушит все, что было создано прежде.
Находясь во мраке и погруженный в свое одиночество, как в воду, Неемия не помышлял об освобождении. Незачем тратить то немногое время, что у него оставалось, на бесплодные мечты. Не думал он и о мести. Как и подобает торговцу, он взвешивал на весах все имеющиеся у него доводы «за» и «против». Он подсчитывал цену неторопливо и тщательно, чтобы не упустить ни единого грошика. И выходило, что Вран оставался в проигрыше. Одна-единственная жизнь Неемии оценивалась в целых две: так он покупал свободу для корриган и гибель для Врана. Поэтому и сожалеть не о чем.
Неемия ни мгновения не сомневался в том, что судьба его сложится именно так, как предрекал Вран. Никто в Керморване не хватится чужака. Был какой-то торговец, англичанин по имени, — но уехал. Кто осмелится задавать вопросы хозяину замка?
У Неемии ломило все тело. Он старался отвлекаться от этого. В мыслях он рисовал себе огромный, прекрасный мир, которого больше ему не видать: пыльные дороги, встающие стеной леса, города, полные диковин, грозное, великое море… Все это не исчезнет после того, как сгинет в безвестности какой-то Неемия. Чудеса земные не прекратятся и после его смерти. И красноволосая корриган свободно будет бродить по земле.
На второй день пленник начал впадать в забытье: ему то снились крысы, то чудился чей-то смех, но корриган, им спасенная, не приходила.
А затем явственно послышался тихий голос:
— Ну и ну! И как это вас, такого доброго господина, угораздило!
Неемия почувствовал прикосновение. Чьи-то крепкие руки быстро ощупывали его голову и вытаскивали кляп. Пересохшие губы треснули, Неемия хотел облизать их, но язык во рту превратился в бревно.
— А я нож принес, — похвалился голос, — вы только не шевелитесь, я ведь не вижу тут почти ничего — пока веревки сниму, могу и вас порезать.
Неемия ответил бы невидимке, что пошевелиться не смог бы, даже если бы и пожелал, но ограничился хриплым вздохом.
— Эй, — забеспокоился голос, — вы там часом не помираете?
— Нет, — чужим каркающим голосом выговорил Неемия.
Невидимка дергал и резал пояс, которым Вран связал своего пленника. Наконец путы спали, и руки Неемии, затекшие, непослушные, развалились в стороны, как будто они были слеплены из теста и ни за что не хотели приклеиваться к караваю.
— Ян, — шепнул Неемия, — это ты?
— А кто же еще? — отозвался мальчик. — Ну и пришлось же мне поискать вас! Прихожу утром к вам в комнату. Умываться принес и все остальное. А вас нет как нет! Завтрак, положим, я сам съел. Спрашиваю у слуг: где тот господин, то ли английский, то ли, прости господи, еврейский? Мне говорят: мол, уехал. На рассвете. Ага, думаю, как бы не так! Кто это уезжает на рассвете, не позавтракав? Нипочем не уехали бы вы, со мной не простившись, потому что друзей в этом замке у вас ровно один — то есть я.
Неемия заплакал.
Мальчишка забеспокоился:
— Вы точно не помираете?
— Нет.
— А вы ходить-то сможете?
— Надо проверить, — сказал Неемия.
— Плохо, что тут темно, — вздохнул Ян. — А свет зажигать боязно. Я и лампу не взял. Здесь не должно быть света. Вдруг щелка — и кто-нибудь увидит?
— Сейчас ночь?
— Самое время, чтобы удрать, — подтвердил Ян и продолжил рассказ: — Ну вот, думаю я про вас, что вы бы непременно со мной попрощались. Может, и подарили бы какую-нибудь штуку. У вас так много красивых вещиц. Я даже спереть хотел, но потом решил, что лучше по-честному попрошу.
— Правильно, — сказал Неемия.
— Вы пока полежите, чтобы ноги привыкли, а то в них кровь застоялась, — сказал мальчик. — Руки-то у вас как, ожили? Садитесь да растирайте себе ноги, а то я, уж вы меня извините, ваши ноги тереть не буду.
Неемия с трудом уселся и потянулся к ногам.
— Воды принес? — спросил он.
— Нет… Я и поесть не принес, — сознался Ян. — Думал, это успеется, лишь бы до вас добраться.
— Как ты догадался? — спросил Неемия.
— Любопытство — верный признак, что не помрете, — со знанием дела заметил мальчик. — Хотя, мой отец говорит, бывают такие люди, что уже на смертном одре лежат, а все выспрашивают и высматривают: кто мимо окна прошел, кто с кем говорит, куда кто направляется, что варят на кухне… Вот какое, хотелось бы знать, ему дело до обеда, которого ему все равно не отведать! Ведь ясно же, что помрет еще до обеда — а все туда же…
— Не отвлекайся, — сказал Неемия.
— Ворчите — тоже хороший знак, — одобрил Ян. — Сперва я, значит, понял, что никуда вы не уехали. А потом до меня дошло, что вы уж наверняка что-то дурное нашему господину сделали. Сир Вран весь день злющий был, да и вырвало его, простите за слово. Я-то сразу сообразил, что это от вас его рвет, господин, вы уж на меня не сердитесь. А отец меня за уши оттаскал, стоило мне заикнуться об этом. «Не твое, — говорит, — дело, от чего господина выворачивает». А я ему: «Точно тебе говорю, это от нашего еврея его тошнит».
— Ты прав, — сказал Неемия.
— Ну, вот думаю я и думаю, куда бы вы могли подеваться. Коли вы не уехали, а господину нашему от вас дурно, стало быть, он решил вас наказать. Но коль скоро он вас на замковой стене не повесил и вашей комнате крови нет, стало быть, где-то вас заперли. А где можно запереть? Я все подвалы облазил, можете не сомневаться… Ну как, встать можете?
— Помоги, — попросил Неемия.
Он оперся о плечо Яна и с трудом поднялся на ноги. Сделал пару шагов, схватился за стену. Постоял, отдышался. И тихо засмеялся — хрипло, через стон.
— Кажется, ты меня вызволил!
— Ну, мне тоже так кажется, — скромно согласился Ян. — А вот никаких подарков мне за это не будет. Сир Вран все ваши вещи себе прибрал.
— Я найду способ тебе что-нибудь переслать, — обещал Неемия.
Мальчик язвительно засмеялся:
— Ничего похожего. Вы сюда больше ни ногой! Ясно вам? А если сир Вран прознает, что это я вас выпустил, — так он сам мне кишки наружу выпустит.
— Надеюсь, он сюда еще долго не заглянет, — сказал Неемия. — А когда заглянет… Послушай, Ян, если у вас околеет собака, брось труп сюда — крысы обглодают его. Вран не станет рассматривать кости, мараться. Увидит, что белеет что-то в темноте — и удовлетворится.
— Вы хитрый, — одобрил мальчик.
— Боюсь, недостаточно, — вздохнул Неемия.
Вместе они вылезли из погреба во двор и закрыли дверь. Мальчишка заложил засов.
Только теперь, разглядев Неемию при тусклом свете луны, Ян ужаснулся.
— Что, так плохо? — через силу улыбнулся Неемия.
— Ужас! — сказал мальчик, хватаясь за голову. — Вы уж меня простите, господин, но эдакой образины свет не видывал. Вам придется прокаженным прикидываться, чтобы до дому добраться. Иначе вас в первой же деревне забьют палками — примут за упыря. Я вам дерюгу добуду и колокольчик какой-нибудь.
— И еды какой-нибудь, — попросил Неемия.
Ян помог ему выбраться из замка и проводил до ручья.
— Ждите здесь, — приказал он.
Когда Ян прибежал обратно с дерюгой, колокольчиком, похищенном в коровнике, и припасами, увязанными в платок, Неемия крепко спал. Ян остановился над ним. В лунном свете отчетливо вырисовывался профиль: высокий лоб, прямой нос, изогнутые темные губы в бороде: казалось, Неемия в любое мгновение готов улыбнуться. Ян положил рядом с ним принесенные вещи, повернулся и со всех ног кинулся обратно в замок.