Но рыцарь приказал громко:
— Оставьте их.
И люди сразу же подчинились ему.
Евстафий поднял взгляд на рыцаря:
— Благодарю.
— Это ты — Евстафий Алербах, голландский наемник на службе Врана де Керморвана? — спросил его рыцарь.
— Верно.
— Я хочу, чтобы ты забрал своих солдат и ушел, — сказал рыцарь.
— Мой господин, мы еще не получили нашу плату, — уперся Алербах.
— Я дам тебе телегу и лошадь, — сказал рыцарь. — Возьми с собой раненых и мертвых и уходи. Никто из вас больше не служит Врану де Керморвану, потому что я вернулся.
Он был совсем молодой, с зелеными глазами. А рядом с ним стоял доминиканец в очень грязной и рваной рясе, подпоясанный веревкой, с замусоленным деревянным крестом на поясе.
Тут монах дружески подмигнул ему и сказал:
— Подчинись, Евстафий, потому что этот рыцарь — сир Ив де Керморван, который проспал девяносто лет в лесу Креси и теперь явился, чтобы забрать свое достояние. Уноси-ка ты ноги, покуда он отпускает тебя.
— Клянусь пяткой Христовой! — воскликнул Евстафий, признавая свое поражение.
Как ни рвался Ян уйти вместе с наемниками, крестьяне Керморвана его не пустили.
— Евстафий! — закричал Ян, когда крестьяне сбили его с ног и связали.
Евстафий укладывал на телегу погибших и помогал раненым устроиться поверх мертвецов.
— Евстафий! — звал его Ян.
На минуту Евстафий Алербах остановился и обернулся к Яну.
— Возьми меня с собой! — просил и плакал Ян.
Евстафий пожал плечами и отвернулся.
А крестьяне потащили Яна к сиру Иву, и швырнули под ноги его лошади, и хорошенько пнули напоследок.
— Этот — не голландец, он здешний, из замка Керморван!
— Предатель!
— Повесить его, как бедную Берту!
Сир Ив не смотрел ни на крестьян, ни на уходящих наемников, ни на Яна. Он видел замок впереди и угадывал там своего дядю, сира Врана.
— Тихо! — приказал сир Ив, заставив лошадь немного отойти от связанного Яна.
А когда люди вокруг него угомонились, добавил:
— Если этот человек принадлежит Керморвану, значит, он принадлежит мне; и не вам, которые тоже принадлежат мне, решать его участь.
После этого Эсперанс нагнулся и поднял Яна на ноги.
И тогда Ян увидел, как отряд Евстафия приближается к реке. Солдаты обступили телегу, которая то и дело вскрикивала — так казалось — при каждом толчке, на каждой колдобине. Отряд был яркой точкой, как и тогда, в зимнем лесу, и эта точка постепенно становилась все меньше, она как бы сжималась и в конце концов стала такой маленькой, что без всякого труда вошла в сердце Яна и растворилась там.
А Вран действительно стоял на стене и наблюдал за происходящим, только он прятался и не думал, что его кто-нибудь видит. Когда взошло солнце и разорвало, высушило туман, осадное орудие предстало перед Враном на телеге; телегу эту тащили женщины, потому что лошади, в нее впряженные, были связаны из соломы. Только одна оказалась настоящей, и высоченная бабища вела ее в поводу.
Она-то и командовала остальными.
— Бей, — надсаживалась она, — эй, бабы, бей в ворота!
А у Врана не было под рукой ни горячей воды, ни смолы, ни даже камней, чтобы сбросить им на головы.
И женщины ударили в ворота тараном, раз и другой, а ворота оказались не заперты и отворились сами. И медленно проехал в них тот единственный рыцарь, который находился среди штурмующих. Вокруг него шумели люди, но ни один не дерзал к нему прикасаться.
Среди всеобщей сумятицы он держался так тихо, что напоминал надгробие. И едва только слово «надгробие» пришло на ум Врану, как вспомнил он тот сон, в котором Гвенн изрекала проклятие: мертвец явится и заберет свое.
Но ведь это не может быть сир Ив. Человеку не дано пробудиться от смертного сна; разве что наступил уже Страшный Суд и возвращаются мертвецы. А это маловероятно.
Тут рыцарь поднял голову и громко произнес:
— Здравствуйте, дядя! Я — Ив де Керморван. Я вернулся в мои владения, чтобы править замком и деревней и всей землей в округе.
Никого из тех, кто знал когда-либо сира Ива, в живых уже не было, и Вран решил воспользоваться этим. Он явил себя, выглянул из своего укрытия и, все еще стоя на стене, отвечал:
— Уходи туда, откуда пришел, дерзкий разбойник! Ты посмел взбунтовать моих крестьян? Я разузнаю, как твое настоящее имя, и, если ты немедля не покинешь моих земель, передам тебя в руки герцога Бретонского!