— Основные мерзавцы уже схвачены, ваше превосходительство. К моему величайшему сожалению, вынужден сообщить, что гниль распространилась и среди моих людей. Как нам поступить с главным евнухом, ваше превосходительство? Его нельзя задержать без...
— Главный евнух скончался от сердечного приступа, — перебил его судья. — При проведении расследования вы должны уделить особое внимание человеку, называющему себя господином Хао, и его подручным, убившим прошлой ночью господина Лана Лю на постоялом дворе «Зимородок». Проследите, чтобы они понесли особо суровое наказание.
Комендант поклонился. Указав на свое кресло, он сказал:
— Прошу вас садиться, ваше превосходительство, ибо я должен объяснить, как...
Судья Ди покачал головой. Он снял свою крылатую шапку, бережно положил ее на стол, а на голову водрузил свою прежнюю шапочку.
Затем он освободился от желтой накидки и примостил ее рядом с шапкой.
— Я вернул Императорское Слово ее высочеству. Отныне я просто наместник Пуяна. Оставляю все в ваших умелых руках.
Комендант пристально посмотрел на судью.
— Вы хотите сказать, что не собираетесь извлечь выгоду из сложившейся ситуации?.. Разве вы не понимаете, что заслужили право испросить в столице самый высокий пост? Я буду рад содействовать...
— Больше всего я хочу вернуться к своим обязанностям, господин комендант.
Собеседник долго смотрел на него. Затем, покачав головой, он направился к боковому столу, бережно взял в руки лежащий там меч и протянул судье Ди. Это был заветный «Дракон дождя». Пока судья пристраивал его за спиной, комендант озабоченно проговорил:
— Ваши решительные действия в Пуяне против монахов монастыря Безграничного милосердия настроили против вас придворную буддийскую клику. А нынче вы обрушили на себя гнев могущественной партии евнухов. Хочу, чтобы вы поняли, Ди, что при императорском дворе у вас немало серьезных противников. Но есть и верные друзья. Я в их числе.
Его тонкие губы искривились. Судья впервые увидел улыбку на лице коменданта. Он поклонился и вышел. Стражник у ворот спросил, не желает ли он, чтобы подали паланкин, но судья ответил, что предпочитает коня. Ворота распахнулись, и он проскакал по мраморному мосту.
Глава 22
Оказавшись в сосновом лесу, судья Ди спиной ощутил теплые лучи солнца и понял, что время близится к полудню. Полной грудью вдыхая бодрящий воздух, он возрадовался тому, что наконец вырвался из болезнетворной тепличной атмосферы Водного дворца. Расправив плечи, он с гордостью думал о Троне Дракона, не запятнанном гнусными измышлениями. Дворец всегда будет кишеть интригами — это неизбежно слабое место в управлении огромной страной. Но пока верхушка здорова, и во всей Поднебесной все будет в порядке. Он неторопливо ехал по дороге, и копыта его коня бесшумно ступали по толстому ковру сосновых иголок, устилавшему дорогу.
Внезапно он придержал коня. Из-за поворота, сгорбившись на своем осле, выехал Мастер Тыква. С пояса его свисал калебас на красном шнурке с кисточкой, а поперек крупа осла лежали костыли. Остановившись, старик из-под лохматых бровей пристально разглядывал судью.
— Рад снова видеть вас в этой шапчонке, наместник. Не сомневался, что клочок желтой бумаги с красными кляксами не изменит вашей натуры. А где ваш калебас?
— В «Зимородке». Я очень рад, что мы снова встретились, прежде чем я покину Речной город, Мастер Тыква.
— Это уже в третий раз. И в последний, наместник. Жизнь человека, как и природы, идет по кругу. На одно мгновение наши круги соприкоснулись. Какие вести из дворца?
— Я вернул ожерелье вашей дочери. Полагаю, о ее помолвке с полковником Каном будет объявлено в самое ближайшее время. Кто вы, Мастер Тыква?
— Вернее, кем я был, — угрюмо пробурчал старик. — Что ж, раз вы уже столько знаете, можно рассказать еще немного. Много лет назад я был военачальником. Отправляясь на север, на войну с монголами, я оставил свою возлюбленную вынашивающей под сердцем моего ребенка. В нашей последней битве я был тяжело ранен: подо мной убили коня, и он раздавил мне ноги. Я попал в плен к монгольским дикарям. Пятнадцать долгих лет я оставался самым ничтожным из их рабов. Это заставило меня осознать пустоту мирской власти. Я бы покончил с собой, но мысли о возлюбленной заставляли меня цепляться за жизнь, какой бы жалкой она ни была. Когда мне удалось бежать и вернуться в Китай, моя любимая уже умерла. Сразу после моего отъезда она была удостоена чести стать императорской женой и в надлежащее время разродилась дочерью. Моей дочерью, как вы правильно догадались. Та была провозглашена собственным ребенком императора, ибо евнухи страшились неизбежной кары, если бы выяснилось, что перед поступлением в гарем они не проверили девственность новой жены. Это, наместник, заставило меня осознать пустоту мирской любви. Вот так я стал странствующим монахом. И с этим миром меня связывает лишь одна нить, а именно забота о счастье дочери.