– Вы не смотрите? – спросила я и удивилась собственному вопросу. Какое мне дело до нее и сериала про дурацкого ангела?
– Так... Иногда... Редко...
– Не любите? – зачем-то продолжала я.
– Я больше люблю читать. Но и телевизор смотрю. Иногда, знаете, бывает, что и каким-нибудь «ангелом» увлекусь. Как все...
Мне понравилось, что она не стала врать. Действительно, все мы иногда увлекаемся «ангелами» и прочей хренотенью.
Сама не пойму, каким образом я оказалась у нее в квартире. Наверное, она еще плоховато выглядела и мне хотелось убедиться, что моя помощь действительно больше не нужна.
Надежда Валентиновна предложила чаю. Я почему-то согласилась, хотя обычно отказываюсь. Не люблю бессмысленные посиделки, не ем пирогов, пирожных и даже пресловутых бутербродов. Так решила давно. Но если острую и жирную пищу, как уже говорила, я не люблю, то выпечку и сладости обожала. Раньше. Сейчас я от всего этого отвыкла. Объяснять гостеприимным людям, что, почему и как – бесполезно. Они все пропускают мимо ушей и в ответ на доводы обычно говорят что-нибудь вроде: «Ну, один-то разик можно себе позволить!» Нельзя! Ни разика! Иначе все! Все труды напрасны! Любовь к сладкому – это как алкоголизм. Можно только не есть, как не пить. Нельзя – чуть-чуть. Иначе – понесет.
Да! Я хочу хорошо выглядеть и не скрываю этого! Я склонна к полноте, особенно ниже талии, а потому, единожды решив построить себе красивое тело, следую этому неукоснительно. Это всех злит. Все пытаются меня сбить с пути. Особенно им хочется дать мне понять, что я такая же, как все, а потому все равно не выдержу и начну за обе щеки трескать сладости. Им очень хочется, чтобы я начала. Этим они смогут оправдать свою лень и слабую силу воли: «Все равно ни у кого ничего не получается, все возвращается на круги своя, так и не стоит себя истязать». Они не понимают, что я давно не истязаю. Я так живу. Это мой образ жизни. Он мне нравится, но я его никому не навязываю. А вот они свой – навязывают и ненавидят меня за то, что я не сдаюсь. Я – живой укор. Мне скоро стукнет сороковник, но я ношу одежду сорок четвертого размера. Ну... иногда сорок шестого – брюки. Я вообще не вылезаю из брюк. В крайнем случае могу надеть юбку, но обязательно удлиненную. Я вполне могу позволить себе мини, но мне такая длина не нравится. Удлиненная одежда визуально стройнит.
Надежда Валентиновна предложила мне к чаю печенье. Вместо того чтобы решительным образом отказаться, я как-то вяло сказала:
– Я печенье не ем.
Женщина не стала расспрашивать, почему да отчего. Она сосредоточилась, сморщив нос, и, все еще пребывая в задумчивости, проговорила:
– Сейчас... сейчас...
Потом открыла дверцы навесной полки, покопалась там и вытащила яркий целлофановый пакетик.
– А вот тут у меня есть сушки. Самые обыкновенные, даже без мака. Пойдет?
– Пойдет, – согласилась я, продолжая удивляться тому, что соглашаюсь. Видимо, все дело было в том, что Надежда Валентиновна поступала нестандартно. Она не собиралась заставлять меня трескать курабье, которое лежало в вазочке, хотя ела его сама. У нее не возникло ни одного вопроса, почему я грызу сушки, когда есть курабье. Впрочем, может быть, вопросы и возникали, но она их не задавала из деликатности. Нынче же деликатность не в чести. Все считают, что имеют право всюду совать свои носы.
Разговор тек на удивление свободно. Обычно я довольно скованна с незнакомыми людьми, но с Надеждой Валентиновной неожиданно для себя разговорилась. Может быть, потому, что мы не обсуждали погоду, политику, цены и сериалы. Она не сюсюкала со мной, как часто любят делать люди, старшие по возрасту, но и не заискивала, что тоже иногда бывает. Мы были на равных.
Я узнала, что Надежда Валентиновна разъехалась со взрослым сыном. Хорошую трехкомнатную квартиру они, по ее словам, не без труда разменяли на две однушки в разных районах. Мне очень хотелось спросить, не боится ли она жить одна, раз так слаба здоровьем, но постеснялась. Меня же не спрашивали про сушки. В общем, тоже проявила деликатность.
Когда я опустошила свою чашку и собралась уходить, Надежда Валентиновна задерживать меня не стала, что мне опять же понравилось. Всякие гости хороши в меру.
Дома я вдруг подумала о том, что, пожалуй, могу с ней подружиться. Так... не слишком близко. «Мы – к вам, а вы – к нам» – это не для меня. Я всегда должна держаться на некотором расстоянии. Похоже, с этой женщиной такое возможно. Она не станет ловить меня на лестнице, чтобы я скрасила ее одиночество, и не потянет с собой в супермаркет без серьезной причины.
Надо сказать, что подруг я давно не держу. Про одну сетевую мерзавку уже рассказывала. Других не имею не потому, что кто-то из них увел у меня мужчину, как, например, у Людмилы Прокофьевны из «Служебного романа». Такого не было, врать не буду. Я просто устала от подруг. Почему-то все они, мои бывшие подруги, были очень требовательны в дружбе. Я должна была часами висеть на телефоне, разговаривая ни о чем. Я должна была шляться с ними по магазинам, где они часами простаивали у каждого прилавка. А я ненавижу шопинг. Всегда иду в магазин с определенной целью и, как правило, сразу нахожу то, что мне нужно. И, опять же как правило, много дешевле того, что выходили себе подруги в многочасовом марафоне. Это их злило. Всегда. Иногда они просили помочь выбрать вещь. Я не отказывалась и, по своему обыкновению, почти в первом же бутике находила то, что сидело на той или иной подруге как влитое. Они никогда не хотели покупать сразу, хотя выбранные мной вещи нравились. Им казалось, что во-о-он в том магазинчике может оказаться что-то еще более привлекательное, а в том бутике, который за углом, – вообще умопомрачительная вещь. В конце концов, в двадцать пятом магазине, уставшие и обессиленные, они покупали первую попавшуюся дрянь за сумасшедшие деньги, а потом ненавидели меня за то, что я не настояла на своем.