— Бессмертен ли я?
— Да.
— Я сам этого не знаю, но зато могу утверждать одно…
— Что именно? — спросил Таверне, особенно жадно слушавший графа.
— … что я видел все те события и имел дело со всеми теми лицами, которые я вам только что называл.
— Вы знали Монтекукколи?
— Как знаю вас, господин де Фаврас, и даже ближе, так как я имею честь видеть вас всего во второй или в третий раз, между тем как я прожил около года в одной палатке с искусным стратегом, о котором идет речь.
— Вы знавали Филиппа де Валуа?
— Да, как я уже сказал вам, господин де Кондорсе. Но когда он возвратился в Париж, я покинул Францию и вернулся в Богемию.
— А Клеопатру?
— Да, графиня, и Клеопатру. Я вам сказал, что у нее были такие же черные глаза, как у вас, и почти такая же дивная грудь, как у вас.
— Но откуда вы знаете, граф, какая у меня грудь?
— Ваша грудь мне напоминает, сударыня, бюст Кассандры, и в довершение сходства у нее была, как у вас, или у вас есть, как у нее, маленькая родинка около шестого левого ребра.
— Но, граф, вы положительно чародей!
— Э, нет, графиня, — со смехом заметил маршал Ришелье, — это я ему сообщил.
— А вы откуда знаете?
Маршал вытянул вперед губы.
— Ха! Это фамильная тайна, — сказал он.
— Хорошо, хорошо, — произнесла г-жа Дюбарри. — Право, маршал, когда отправляешься к вам, то не лишнее накладывать двойной слой румян. Но, сударь, — продолжала она, снова повернувшись к Калиостро, — вы, вероятно, владеете секретом возвращения молодости, так как, имея от роду три или четыре тысячи лет, вы выглядите сорокалетним.
— Да, сударыня, я владею секретом возвращения молодости.
— О, в таком случае омолодите меня.
— Это для вас ни к чему: чудо совершилось и без этого. Нам столько лет, сколько показывает наша наружность, и вам не более тридцати.
— Это только любезность.
— Нет, сударыня, это правда.
— Объяснитесь!
— Это очень легко. Вы пользовались моим средством.
— Как?
— Вы принимали мой эликсир.
— Я?!
— Да, вы, графиня. О, вы не забыли этого.
— Однако!
— Графиня, помните дом на улице Сен-Клод? Помните, как вы приходили в этот дом по одному делу, касавшемуся господина де Сартина? Помните, что вы оказали услугу одному из моих друзей, по имени Джузеппе Бальзамо? Помните, как он вам подарил флакон эликсира, посоветовав выпивать каждое утро по три капли? Помните, как вы исполняли это предписание до прошлого года, когда эликсир кончился? Если вы не помните всего этого, графиня, то, право, это уже была бы не забывчивость, а неблагодарность.
— О господин де Калиостро, вы мне говорите такие вещи…
— Которые известны вам одной, я знаю это. В чем же заключалась бы тогда заслуга быть чародеем, если бы не становились известными чужие тайны?
— Но, значит, у Джузеппе Бальзамо был, как у вас, рецепт этого чудодейственного эликсира?
— Нет, сударыня; но так как это был один из моих лучших друзей, то я ему подарил три или четыре флакона.
— А осталось ли у него еще сколько-нибудь?
— Этого я не знаю. Вот уже три года, как бедный Бальзамо исчез. В последний раз я видел его в Америке, на берегах Огайо; он отправлялся в экспедицию в Скалистые горы, и до меня дошли слухи, что он умер.
— Ну, довольно любезничать, граф! — воскликнул маршал. — Сделайте милость, откройте секрет, граф, секрет!
— Вы говорите серьезно, сударь? — спросил граф де Хага.
— Совершенно серьезно, ваше величество… я хочу сказать, господин граф… — ответил Калиостро и поклонился особенным образом, желая показать, что его обмолвка была случайной.
— Итак, — сказал маршал, — графиня не настолько стара, чтобы помолодеть?
— Нет, по чистой совести.
— В таком случае я вам предложу другого пациента. Вот мой друг Таверне. Что вы о нем скажете? Не выглядит ли он современником Понтия Пилата? Или, может быть, это опять крайность и он слишком стар?
Калиостро взглянул на барона.
— Нет, не слишком, — сказал он.
— Ах, дорогой граф, — воскликнул Ришелье, — если вы его омолодите, то я вас признаю учеником Медеи.
— Вы хотите этого? — спросил Калиостро у хозяина дома и обвел взглядом всех присутствующих.
Все изъявили желание.
— И вы тоже, господин де Таверне?
— О, я-то больше всех, черт возьми! — сказал барон.
— Ну что же, это очень легко, — произнес Калиостро.
И он опустил два пальца в карман, из которого достал маленькую восьмигранную бутылочку.
Затем он взял чистый хрустальный стакан, влил в него несколько капель жидкости, содержавшейся в бутылочке, прибавил к ним полстакана ледяного шампанского и передал барону приготовленный напиток.
Все следили за малейшими его движениями, от удивления раскрыв рты.
Барон взял стакан, хотел поднести его ко рту, но заколебался.
Все присутствующие разразились при виде этой нерешительности таким громким хохотом, что Калиостро почувствовал нетерпение.
— Торопитесь, барон, — сказал он, — иначе пропадет даром жидкость, каждая капля которой стоит сто луидоров.
— Черт возьми, — заметил Ришелье, стараясь принять шутливый тон, — это еще почище токайского.
— Так надо выпить? — спросил барон с некоторым испугом.
— Или передать стакан кому-нибудь другому, чтобы эликсир принес хотя бы кому-нибудь пользу.
— Давай, — сказал герцог Ришелье, протягивая руку.
Барон понюхал содержимое стакана и, вероятно ободренный свежим, душистым запахом питья и прелестной розоватой окраской, которую придали шампанскому несколько капель эликсира, проглотил чудодейственную жидкость.
В ту же минуту ему показалось, что по нему пробежал трепет, что вся его старая, медленно двигавшаяся и точно дремавшая в жилах кровь разом дрогнула и разлилась по всему телу бурным потоком. Его вялая кожа стала гладкой, морщины расправились; полузакрытые дряблыми веками глаза непроизвольно широко раскрылись, зрачки расширились и загорелись живым огнем; старческая слабость и дрожь в руках исчезли; голос окреп, и колени, снова получив упругость прежних лет, лучшей поры его молодости, выпрямились. Казалось, выпитая им жидкость, постепенно спускаясь все ниже и ниже, оживила все его тело от верхних конечностей до нижних.
Возгласы удивления, недоумения и, главное, восхищения огласили столовую. Таверне, едва притрагивавшийся до того к кушаньям, вдруг почувствовал голод. Он сильной рукой схватил тарелку и нож, положил себе рагу, стоявшее слева от него, и легко разгрыз косточку от куропатки, воскликнув при этом, что зубы у него снова как у двадцатилетнего.
Он ел, смеялся, пил и издавал радостные возгласы в продолжение получаса; и все это время остальные гости, онемев от удивления, не спускали с него глаз. Затем воодушевление его стало мало-помалу уменьшаться, как свет лампы, в которой недостает масла. Грустная перемена началась со лба, на котором снова показались исчезнувшие было морщины. Затем глаза стали меньше и потускнели; он перестал чувствовать вкус пищи, аппетит исчез; спина его согнулась, а колени стали снова дрожать.
— О! — простонал он.
— Что такое? — спросили все.
— Что? Ушла молодость!
Он глубоко вздохнул, и две слезы показались у него на глазах.
При виде печального зрелища, которое представлял этот старик, на короткое время помолодевший и затем разом как бы еще более одряхлевший вследствие этого мимолетнего возврата молодости, одновременно со вздохом, который испустил Таверне, невольный вздох вырвался и у всех присутствовавших.
— Дело объясняется очень просто, господа, — сказал Калиостро, — я дал барону выпить только тридцать пять капель жизненного эликсира, и он помолодел всего только на тридцать пять минут.
— О, еще, еще! — жадно пробормотал старик.
— Нет, сударь: вторичный опыт может стоить вам жизни, — отвечал Калиостро.
Из всех присутствовавших с наибольшим интересом следила за всеми подробностями этой сцены г-жа Дюбарри, которой были известны волшебные свойства этого эликсира.