Кто первый отзовется, кто пискнет, пусть мертвую нищенку задавит. Сейчас.
Уже утром ты мог видеть двух нудных полицейских, которые (как свидетели Иеговы) ходят от двери к двери. Думаю, что так они позвонили к старой учительнице иностранных языков, которая, скрючившись с карандашом в руках, ждала новый роман, новый любовный мусор, которым надо было ее завалить. Наверняка они стучались и к старику, которого я встретил той ночью, к тому самому, у которого погибает от редкой тяжелой болезни кошка, агонизирующая наперегонки со своим хозяином. Точно знаю, что они прервали ссору Златицы с Кубуриным над скрипучей колыбелькой, качающейся на настенной важной птице (это приличное поэтическое описание сломавшихся часов с застрявшей кукушкой и механическим львом в сердце)… Всех потенциальных очевидцев они опрашивали тщательнее, чем офтальмологи, занося их показания в официантские блокнотики на пружинках… Добрались и до почтовой работницы.
В квартире их поразила груда разбросанных книг, но они ничего не сказали, аккуратно обходя беспорядочные необитаемые бумажные острова. Тогда они уже кое-что знали.
Говорите, книга пропала?
Точнее, макет книги. Философский трактат… Но она дорога мне не сама по себе, это интимное воспоминание, понимаете? Я не буду заявлять о краже. Пусть только мне ее вернут.
Вы что, не слышите, что я вас спрашиваю? — злился следователь. — Вы знаете человека в желтой сто первой? Меня только это интересует.
Нет.
Но вас видели выходящей из этой машины. Вчера, перед тем, как отключили свет. Это трое ваших соседей подтвердили, — нервничал полицейский, показывая на свой растрепанный блокнотик.
Это так. Но только я на самом деле не знаю, как зовут этого человека, и адреса не знаю. Знаете, он никогда не подписывался.
Вы садитесь в машины к незнакомцам? — хмурился полицейский.
Но кое-что я знаю: он обожает мои спагетти. И наверняка не лижет почтовые марки языком, а сначала облизывает губы, трет их одна о другую, а потом просто вытирает их маркой, будто это крохотная салфетка!
А есть ли у него какая-нибудь особая примета, скажем, родимое пятно на спине, размером с континент, — спрашивает полицейский с ироничной ухмылкой.
Не на спине, — спокойно отвечает женщина, — на бедре. И больше похоже на шрам от ожога. На багровое клеймо.
И кто теперь возьмется утверждать, что это был не я? Что все это похоже на любительский театр? Что я кого-то покрываю. Что я клятвопреступник. Что моя (трагическая) вина не от мира сего. Что я все это где-то услышал, выдумал.
Кто теперь посмеет махать мне перед носом кодексами, в которых написано, что признание в преступлении автоматически не влечет за собой наказание, что это только одно свидетельство? Есть люди, которые клянутся, что они Тито или Мадонна. И вы хотите сказать, что я безумец, что мне нужен намордник?
Ну и пусть. Но если все это мне только приснилось, то откуда у меня этот макет?
Потоп, потоп, грешники! — крикнул перепуганный охранник, грызя несчастную дубинку. У меня потемнело в глазах. Я почувствовал, что слабею, тону безвозвратно. Увидел облако, наверху. И тут ложка оторвалась от моей утробы.
И так завершилась комедия, не успев начаться. Страшно прорвало главную водопроводную трубу, всю тюрьму затопило, такова была официальная версия, пожарный диагноз, аналогичный кровоизлиянию в мозг; но затопленным казалось, что вода течет ниоткуда (или отовсюду), из обрушившихся катакомб, где еще мелькают призрачные мокрые тени раннехристианских троглодитов; что она выносит невообразимые останки героев былых времен и узников, в нераспознаваемых грязи и иле, похожих на нашу несчастную историю.
Спасатели находили дрожащих заключенных и охранников, теснившихся в пустых бойницах времен Марии-Терезии, висевших на заржавевших петухах флюгеров, на верхушках забытых латинских и рашских молитв, на карликовых Араратах. (Иоакима едва отыскали, когда уже было отступились, среди верб Рыбацкого острова, он вроде бы уплыл туда в ванне, и там, одурев от солнца, распевал солдатские строевые песни. Остальным повезло больше. Кроме Верима, который исчез, и Андреутина. Он заработал ангину и некоторое время говорил, как из бочки.)