Я не хочу быть чемпионом,
И не хочу – самоубийцей.
Но всё ж знаком я с марафоном.
Мы все – немного олимпийцы,
Вот только лишнего – не надо.
Мне быть, как все, – и то утеха.
Писал ведь «Жизнь – уже награда!»
Не кто-нибудь,
а доктор Чехов.
* * *
А в море под названием «война»
Есть остров под названием «любовь».
Там ночью канонада не слышна
И там под крик «Ура!»
не льётся кровь.
Там смерть невероятна, как вчера.
Там жизнь любви равна лишь
и верна.
И, если слышится там изредка
«Ура!»,
То лишь от поцелуев и вина.
Но волны все опасней и страшней.
И тает остров в утреннем дыму.
Я знаю – «на войне, как на войне…»
Но сердцем эту мудрость не пойму.
* * *
Вновь жизнь пульсирует, как рана.
И, дёрнув за рычаг стоп-крана,
Не знаешь – что там впереди.
Какие брезжут перспективы –
Убьют нас или будем живы
И веселы, как Саади.
Глаза пугают, как двустволка,
Язык – колючий, как иголка, –
И это наш с тобой портрет.
А мы себя и не узнали,
Мы просто жали на педали,
Но скорости всё нет и нет.
Зато бывают перестрелки,
И это, право, не безделки –
Пасть, как поэт, с свинцом в груди,
Где жизнь пульсирует, как рана…
О, боже, помирать нам рано,
Когда ещё – всё впереди.
* * *
Ружьё висит и не стреляет,
Хоть пьеса близится к концу.
По площади сквозняк гуляет,
Как будто тени по лицу,
Вопросы, слышатся, советы –
Куда, зачем, откуда, как…
Как тополиный пух, билеты
По площади несёт сквозняк.
Ружьё молчит. Молчит зловеще.
Лишь гром грохочет, как в аду.
И как носильщик тащит вещи,
Тащу себя я сквозь беду.
* * *
Утеряна или нет?
Куда ни взгляни – связь.
Куда ни пойди – билет,
Куда ни ступи – грязь.
Может быть, это сон?
Может быть, зря я вплавь?
Но тёмный как сто ворон,
Вечер мне шепчет: «Явь…».
* * *
Р. Рыбникову
Останавливаются часы.
Идут ещё по инерции.
И стрелок казачьи усы
Унылы на фоне коммерции.
Завести – не хватает сил,
Или, быть может, умения.
Не везёт – значит, жизнь,
как такси.
Пора менять направление.
А стрелки часов, словно компас, –
на юг,
Сложившись, как знак
восклицательный,
Зовут и меня, и тебя,
мой друг.
По радиусу и
по касательной.
* * *
Кто постучится нынче в этот дом?
Струится вечность, не подозревая
О том, что есть распятие, о том,
Что жизнь проходит с грохотом трамвая.
А дом стоит, от грохота ничуть
Не поколеблясь, не дрожа основой.
И тот, кто одолеет этот путь,
Когда-нибудь воскреснет снова.
* * *
То ли порознь, то ли вместе –
Всё равно попадём туда.
То ли с песнями, то ли без песен,
Поезда, как герои труда,
Отдуваясь, кряхтя и вздыхая,
Довезут до платформы «Конец»
Всех, кто мнил о себе: «Летаю…»
Стук колес, или стук сердец,
Заглушив то ли плач, то ли песню,
Успокоит. А, может быть, нет.
То ли порознь, то ли вместе…
Здесь важнее вопрос. Не ответ.
* * *
От неудач до неудач –
Дорога иль строка.
И даже выигранный матч
Таит наверняка
И горечь будущих утрат,
И поражений боль.
Поэтому, наверно, рад
Победе над собой
Я более, чем над другим.
Преодолев себя.
Душа поёт победный гимн,
Себя и мир любя.
* * *
У доброты – всегда в запасе
доброта,
Её количество – неиссякаемо.
Но эта истина, хоть и проста,
Увы, так трудно познаваема.
Кулак, наган, ложь или грош –
Вот аргументы нашей злости…
А мир вокруг – по-прежнему хорош,
А мы – по-прежнему
безжалостные гости…
* * *
Бронзовое небо за спиной,
Тучи грозовые надо мною,
Дождь прошёл. Но, видно,
не грибной.
Дождь прошёл. Но небо грозовое.
Ждать ли, торопиться, –
милый мой,
Всё уже предрешено не нами.
Бронзовеет небо за спиной,
И пятак сверкает под ногами.
* * *
Невзначай, ненароком, случайно –
Что такое, за что – не пойму.
Загляну в переулок,
как в тайну,
что живет в обветшалом дому.
Там старуха сидит молчаливо,
Там старик смотрит хмуро в окно.
Во дворе осыпаются сливы –
их зимою не есть всё равно.
Ощутишь вдруг такое томленье
Дней прошедших и тех, что идут.
Будто годы,
сжимая в мгновенья,
Призывает к себе страшный суд.
* * *
Бабье лето в конце сентября
Дарит душам добро и надежду.
Может, осень ругали мы зря.