— Нет, нет, Ваня. Муку у меня пускай свиньи жрут. Даже корове и той вред от нее, Человеку куда, человек сразу с нее умрет.
— Батюшка, не умре-ом…
— А бог-то? Бог-то, Ваня. Ведь я ответ за вас должен ему дать. Скажет: «Зачем гнилой мукой людей окормил?» А что я ему на это?.. Нет, нет! Бог с вами, я, жалеючи вас, говорю. Пущай свиньи лопают.
Так и вышли ни с чем.
Отец по дороге к дому шмыгал носом, морщил лицо.
— Плачет, — подумал Мишка.
Забежал вперед, спросил:
— Тять, ты что?
Но он махнул рукой и, не глядя на Мишку, кому-то прокричал:
— Пожале-ел! Ах, штоб ему места нигде не было. Сжечь их всех, окаянных, со свету сжить.
На другой день Мишка с отцом отправились побираться в соседнее село.
ГОЛОВА САДОВАЯ
Фонька — задира большой.
Уж лучше его не тронь. На нож полезет, а свою удаль выкажет.
В ихнем селе отряд пионеров организовали. Фоньку тоже звали, да он не пошел.
— Чего мне там делать у вас?
— Учиться.
— Я и так все знаю!
Каждый день отряд ходил на реку купаться, да и лагерь стоял недалеко между лесом и рекой.
Некоторые пионеры еще плавать не умели и их учил вожатый, как вернее грести руками.
Скоро все выучились плавать и отлично нырять.
Как-то один раз пришел и Фонька к ним на реку. Плавать он не умел, а нырял только около берега. Сядет в воду, а макушка снаружи торчит, Прямо смех берет.
Кто-то его подразнил.
— Вот поступил бы в отряд, давно и плавать и нырять бы выучился.
Фоньку за сердце ущипнуло.
— Я и так умею.
— Где ты выучился?
— Эх, велика важность. Думаешь, только одни они умеют. Где им еще до меня. Я, голова садовая, что хошь, сразу выучусь.
— Ой ли?
— Вот тебе «ой ли». Я если захочу, сразу эту речонку саженями перемахну.
Пионеры стоят рядом, улыбаются Фонькиной похвальбе.
— Чего зубы щерите? Ишь как их щетками начистили да мукой набелили.
— И ты бы чистил. Кто не велит?
— У меня и так хорошие они. Гляди!
Ощерил Фонька зубы, а они желтые, как огарки свеч.
— Вот так чистые!
Вожатый скомандовал:
— Ну, ребята плывем. От меня не отставать.
Бросились сразу все в воду. Фонька и еще несколько ребят на берегу сидеть остались. Глядели, как пионеры на ту сторону реки переплывают. Нырять там начали, далеко ныряли, до половины реки.
— Вот гляди, Фонька, — сказал ему парень. — Учись у них, голова твоя садовая.
— Тьфу— плюнул Фонька. — Есть чему учиться, да я, если захочу…
— Ты все «захочешь». Я, я, а сам ни с места.
— Это. я-то?
— Ты-то.
— Эх. Вы…
— Нырнешь?
— Нырну.
— Да ведь ты плавать-то не умеешь.
— Не умею, а нырну. А коль нырну глубоко, сразу и плавать выучусь. Вода выпрет.
— Нырнул один эдакий.
— А што?
— Да не вынырнул.
— О-о-о. Еще как… Не вынырну. Это я-то, голова садова? Да я с камнем…
Фонька быстро снял белье, схватил камень на берегу, и не успели ребята глазом моргнуть, как он бултыхнулся в воду и пошел в самую кручь к середине.
Долго он не показывался. Все пузырьки пускал, а потом далеко-далеко вынырнул.
— Вот я! — крикнул он.
— Плыви теперь.
Но видят ребята, что Фонька, забултыхавшись руками и ногами, снова скрылся в воде. Даже крикнуть не успел. Потом как-то взметнулся, взмахнул над головой руками и диким голосом закричал:
— Ай-я-я-я-я-ай… Тону-у-у-у-у…
Петька Кострикин и Семка Граблин, пионеры, к нему саженями замахали. Подплыли на то место, где был Фонька, а его уже нет. На дно пошел. Они быстро нырнули вглубь, долго искали. Измучились, но все-таки нашли.
Схватили его за волосы, подняли голову над водой и айда скорее к берегу.
Тяжело им было тащить Фоньку, из сил выбивались, но доплыли.
А уже на берегу народ кучей собрался. Мужики, которые лошадей купали, тоже прибежали. Откуда-то дерюгу достали, положили на нее Фоньку, откачивать начали.
Долго качали посиневшего Фоньку. Из носа и изо рта вода хлынула. Потом Фонька начал в чувство приходить. Когда совсем очнулся, домой его повели.
Ничего не говорил Фонька, только глазами испуганно на всех поглядывал.
Болел после этого Фонька долго. А когда выздоровел, к вожатому в отряд пришел.
— Ты что, Фоня?