— Другой человек также вроде бы страдает какой-то формой слабоумия, — продолжал Кэмбелл. — Он не смог сказать нам ни где живет, ни кто он такой. Зовут его Чарли и все. Так что, если вы рассчитываете построить дело на показаниях этих двух не правоспособных лиц, я буду решительно настаивать на том, чтобы мой клиент был освобожден из-под стражи без предъявления ему обвинения. И молите Бога, чтобы он не подал в суд иск на полицейское ведомство за не правомерное лишение его свободы.
— Ну и ловкач же вы, — сказала Нелли. — Спорю, что этим детективам вряд ли в обозримом будущем будет предъявлено обвинение за не правомерный арест. Я думаю, вы согласитесь с тем, что миссис Хэнкс — правоспособная свидетельница. Так вот она утверждает, что заплатила вашему клиенту тысячу долларов за...
— Знаете, — прервал ее Кэмбелл, — если бы было позволено записывать слухи...
— Запись ведется на видеоленту, — напомнила Нелли. — Наш разговор не записывался. А теперь с вашего позволения мы включим камеру и продолжим допрос. Если же, по вашему мнению, есть основания для освобождения вашего клиента из-под стражи, почему бы вам не ходатайствовать перед су-, дом о его освобождении ввиду необоснованного ареста, а?
— Валяйте, задавайте вопросы, — махнул рукой Кэмбелл.
Нелли кивнула головой оператору, и тот включил камеру.
— Мистер Гамильтон, — начала Нелли, — заплатила ли вам миссис Шэнкс тысячу долларов...
— Нет, — произнес Гамильтон.
— Дайте мне закончить вопрос, пожалуйста.
— До сегодняшнего дня я ни разу в жизни не встречался с этой женщиной.
Мейер и Хейз многозначительно переглянулись.
— Надеюсь, камера не снимает рожи, которые детективы строят моему клиенту? — поинтересовался Кэмбелл.
— Я снимаю только подозреваемого, — заверил его оператор.
— Остановитесь! — закричал Кэмбелл. — Выключите эту штуковину! Сию же минуту!
Оператор посмотрел на Нелли, она кивнула головой. В комнате воцарилась гробовая тишина.
— Если вы собираетесь использовать эту ленту в качестве следственного материала, прошу не называть во время съемки моего клиента подозреваемым. Это слово несет в себе отрицательный смысл. Начните все сначала, миссис Бранд. Перемотайте ленту и начните запись с этого вот мгновения. Соблюдайте правила ведения допроса, или, клянусь Богом, мне придется вытащить моего клиента отсюда за воротник. Я не позволю ему отвечать на ваши вопросы.
— А я хочу отвечать на их вопросы, — возразил Гамильтон. — У них нет доказательств, и они знают это.
— А вы что скажете, миссис Бранд?
— Категорически возражаю. Запись ведется с начала ленты. Ее нельзя перематывать и стирать записанное. И кроме того, адвокат, я поняла ваш хитроумный замысел...
— У меня нет никакого...
— ...заключающийся в торпедировании допроса, на который ваш клиент уже согласился ad infinitum[23]. Вот что я вам скажу.
Если вы и дальше будете мне мешать, я прикажу полицейским вышвырнуть вас отсюда. Ясно? Могу я теперь продолжать?
— Конечно, конечно, продолжайте, — сказал Кэмбелл.
Нелли кивнула головой.
— Включайте камеру, — приказала она.
В: Мистер Кольберт, если ли у вас хоть какое-нибудь сомнение, что слова, которые вы переписали по нашей просьбе... сколько раз, Энди?
О: Двадцать три раза, Берт.
В: Значит, двадцать три раза в соответствии с судебным приказом... одни и те же слова снова и снова «Это я убил тех троих на окраине»... есть ли у вас хоть какое-нибудь сомнение, что почерк, которым написана записка, найденная на месте убийства Генри Брайта, ничем не отличается от вашего почерка?
О: Я не почерковед.
В: Благодарю вас за эту информацию, мистер Кольберт. Не согласитесь ли вы, что с точки зрения адвоката...
О: Меня не интересуют всякие предположения.
В: Могу сказать вам, что окружной прокурор охотно поверит почерковеду и скажет суду присяжных вот что: «Всякий, кто не слеп, увидит, что почерк, которым написаны образцы, полностью идентичен почерку, которым написана записка, оставленная убийцей на месте преступления».
О: А не кажется ли вам, что ваше утверждение несколько преждевременно? Говорите о суде присяжных, а никого из окружной прокуратуры здесь еще не было.
В: Позвольте разъяснить ваше положение, мистер Кольберт. Как только закончится допрос, мы пригласим сюда окружного прокурора. А окружной прокурор потребует максимальную меру наказания по каждому пункту заключения по обвинению вас в убийстве второй степени. На вашей совести четверо убитых. Так что вам придется провести остаток жизни за решеткой.
О: Это будут решать присяжные. Разве не так?
В: А кто теперь забегает вперед? Хотите, я скажу, что мы сделаем дальше? Мистер Кольберт, у нас уже есть положительный результат экспертизы вашего почерка. А дальше мы сделаем вот что...
О: Пожалуйста, не обращайтесь со мной, как с ребенком.
В: Извините, но я уверен, что вы догадываетесь, как мы поступим дальше. Мы получим ордер на обыск вашей квартиры. Будем искать орудие убийства. Согласно заключению баллистической экспертизы, это револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра. Вот что мы сделаем. Суд выдаст нам ордер, мистер Кольберт, потому что у нас уже есть три улики, доказывающие вашу причастность к этим убийствам. Если вы желаете знать мое мнение...
О: Не желаю.
В: Как-нибудь перетерпим. Для протокола: если вы не избавились от револьвера... если он все еще в вашей квартире, машине или другом месте... то ваши дела плохи. И без орудия убийства у нас достаточно доказательств вашей вины. Ну, а если мы найдем револьвер, то вам придется тяжело. И не говорите больше о разрешении суда. Вы прекрасно знаете, что мы получим его, и если револьвер где-то у вас спрятан, мы его из-под земли достанем. Не вам это рассказывать, адвокат. Так что же вы поведаете?
О: Что вы от меня хотите?
В: Я прошу вас рассказать нам все, ничего не скрывая, о своих преступлениях.
О: С какой стати?
В: Не осложняйте себе жизнь.
О: А чем это облегчит мою жизнь? Насколько я знаю, у вас есть целый ящик банок с красками. Но, помилуйте, какая же это улика? У вас есть записка, которая может уличить меня в убийстве, совершенном в центре города, а может и не уличить. Все это вилами на воде писано.
В: В ней по-английски сказано, что трое убитых на окраине — тоже ваша работа.
О: Там есть моя подпись?
В: Она написана вашей рукой.
О: А подписи нет.
В: Так как нам быть с револьвером, а, адвокат?
Кольберт не ответил.
— Так мы идем искать револьвер? — спросил Клинг.
— Вы меня спрашиваете? Получите сначала ордер на обыск. А пока прошу вас без проволочек организовать мне встречу с судьей. Без санкции судьи вы можете держать меня под арестом только двадцать четыре часа. Часы тикают.
— Предположим, мы найдем револьвер...
— Предположим.
— На месте преступления возле книжного магазина мы обнаружили пули. Что если они были выпущены из вашего револьвера?..
— Даже если вы и найдете револьвер, то не докажете, что он принадлежит мне. И не докажете, что я из него стрелял. Пока мы ведем чисто теоретические разговоры. Предъявите мне ордер на обыск и идемте искать револьвер. Вот тогда и поговорим.
— Выйдем на минутку? — проговорил Паркер.
Клинг озадаченно посмотрел на него и ответил:
— Хорошо.
— Он знает, что мы не найдем револьвер ни в его квартире, ни в машине — нигде, — сокрушался Паркер. — И он прав. Нет револьвера — и ничего ты не докажешь.
— Но ведь почерки-то совпали, — напомнил ему Клинг.
— Разве этого достаточно, чтобы обвинить его по четырем пунктам убийства второй степени? — спросил Паркер. — Мы предадим его суду, там назначат своего эксперта-почерковеда, а он заявит, что это я сам написал проклятую записку.
— Минутку, — сказал Клинг. — Если револьвер не у него, то у кого тогда он может быть?