Ронин вошел в спальню и увидел свою жену, сидящую верхом на своем друге. Оба не сняли кимоно. Хироцунэ вонзил меч в спину Нидзе и, сделав еще одно усилие, проткнул и мужчину. Меч вошел очень мягко и остановился только тогда, когда драконы на цубе поцеловались с драконами на кимоно Нидзе. Любовники не произнесли ни звука, только лишь стали неподвижными. Хироцунэ вытащил меч и снова вышел на улицу. Начинался новый день.
Ронин протянул меч оруженосцу и сел на колени. Оруженосец знал, что он должен делать, и стал чуть позади Хироцунэ. Самурай вытащил кинжалы и развязал пояс. Чуть-чуть размял мышцы живота, чтобы ножи не причинили ему лишней боли. Вонзил их в собственную плоть. Он ничего не почувствовал, только лишь увидел, как на землю из его утробы падают розовые и коричневые ленты.
проговорил самурай и услышал свист меча за своей спиной. Но прежде чем его голова отделилась от туловища, до ушей Хироцунэ донеслись еще две строчки. Ирогами оказалась быстрее стали.
Ему показалось, что их произнес голос Нидзе. А дальше он увидел, как солнце заливает весь горизонт, и мир становится красным, потом ослепительно белым, а потом его окутывает тьма. И потом уже не было ничего.
Нидзе подошла к оруженосцу и приказала тело старого мужчины поднести как можно ближе к замку, а тело женщины утопить в реке. Туда же, вслед за женщиной, отправить обезглавленного самурая, а отрубленную голову очистить от плоти и сделать из нее чашу. Ну, и убрать следы крови.
«Как все-таки хорошо я поступила, – думала она, поднимаясь своими босыми ногами вверх по холму и радуясь тому, что чувствует влажную и холодную землю каждой частичкой своей нежной кожи. – Отдала служанке свою одежду, а старого Еритомо нарядила в кимоно его телохранителя. И каждый из них думал, что проводит ночь с совсем другим человеком. А Хироцунэ, несмотря на свое быстрое тело, никогда не стал бы столь скорым в своих мыслях. Потому что только я знала, как заканчивается ирогами».
«Ну, ладно, пора встречать наследника», – громко сказала вслух Нидзе и ускорила шаг.
КАРМЕН REAL
Афганистан, 2001 год
«Ой, Андрушка, ти сумашеччий!»
Эти слова я каждый раз слышу, когда во время редких случайных и неслучайных встреч рассказываю о том, что видел, где был, что сделал я и что пытались сделать со мной. Мы можем говорить на английском, но я вынуждаю ее переходить на русский: мне так нравится этот милый мягкий акцент. «Сумашеччий» вкупе с низким завораживающим смешком средиземноморской женщины в данном случае означает очень высокую степень похвалы и уважения. Я уже давно заметил, что так она называет только того, кого считает близким человеком. Кстати, в славной когорте «сумашеччих» она сама давно и надолго заняла самое лучшее место. А как иначе можно назвать женщину, которая проводит свой отпуск в Ираке, снимая фильм о неоконченной войне?
* * * *
«Кармен», – так она представилась, когда, жарясь на душанбинском солнце перед железными воротами военного аэродрома, журналисты начали обмениваться именами и телефонами. У репортеров, которые работают в горячих точках, есть очень странная привычка забывать перед командировкой визитные карточки. Обмен происходил с помощью ручек, извлеченных из глубин видавших виды сумок и рюкзаков, и клочков бумаги с неровно и спешно оборванными краями. Время течет и медленно, и быстро. Возможно, сегодня откроются железные ворота и хитрый таджикский прапорщик произнесет наконец заветные слова о том, что появились места на вертолет в Файзабад. На ту сторону, куда рвется тысяча людей, вооруженных камерами, спутниковыми телефонами, чемоданами с переносными монтажными станциями – их называют лэптопами, – генераторами разных размеров и, конечно, бутылками с водой. Всех строго-настрого предупредили: на той стороне воду пить нельзя.
Все терпеливо ждут. И спешно обмениваются адресами – а может быть, пригодится, может быть, вот этот парень в очках, испанец, кажется, или француз, уже имеет надежные контакты на той стороне, и нужно обязательно с ним «задружить» как можно скорее, чтобы урвать свой кусок журналистской удачи. Причем сделать это раньше других. Поэтому, вяло ожидая прапорщика-таджика, журналисты присматриваются друг к другу. Толпа глядит сама на себя.
Российские журналисты держатся подчеркнуто независимо. Что-то дерзкое и вызывающее есть в том, как они произносят названия населенных пунктов «на той стороне» и имена полевых командиров, с которыми уже договорено – конечно, железно! – об интервью и даже содействии.