Она может плакать по моему брату. Женщина, которая знала о нём лишь самую малость. А я — нет.
— Спасибо, — говорит Дом. — Джош упоминал, какую татуировку мы должны сделать?
Кармен тихо смеётся, а Реджи расплывается в широкой ухмылке.
— Нет. — В его щеке появляется ямочка. — Он сказал, что если станет указывать, вы никогда не согласитесь. Так что решать вам.
Кармен отходит обратно к своему клиенту, а Реджи вытаскивает несколько папок и кладёт их на стойку.
— Посмотрите, не спешите. Если есть идеи, я могу нарисовать что-то уникальное. Всё, что захотите.
А что, если я не хочу татуировку? — почти вырывается у меня с языка, но я сдерживаю эту неблагодарную мысль.
Потому что это ложь.
Джош не соврал в письме. Я мечтала о татуировке с шестнадцати лет. О том, как художник нарисует на моей коже что-то красивое, значимое. Но так же, как и страницы всех тех симпатичных блокнотов, которые я покупала себе, моя кожа оставалась пустой.
Я ждала, пока в моей жизни случится что-то важное. Что-то, что заслужит вечный символ.
Но хочу ли я увековечить смерть брата?
Пока эти мысли носятся в моей голове, Дом чуть сильнее надавливает ладонью на мою поясницу, направляя меня к стойке. Открывает первую папку и начинает медленно перелистывать страницы.
Я не вижу ни одного изображения. Я уверена, они великолепны, нарисованы с мастерством. Но они предназначены не для меня. И не для Джоша.
Я почти жалею, что он не оставил чётких инструкций. Потому что я не знаю, как выбрать что-то, что важно.
А лучше всего — я бы хотела, чтобы он был здесь. Чтобы спорил со мной, подначивал, давил, пытался уговорить, а потом злился, что я не соглашаюсь.
Выиграл бы он? Или я? Но теперь спорить не с кем. Только слова на бумаге.
— О чём думаешь? — тихо спрашивает Дом, его голос звучит у самого уха, тёплое дыхание касается моей кожи. Я вздрагиваю, а потом сразу же мрачно хмурюсь.
— Думаю, что спорить с Джошем теперь гораздо сложнее.
Я слышу низкий, глубокий звук. Спокойные, тягучие ноты, и только через секунду осознаю, что это Дом… смеётся.
— Я имел в виду, какую тату ты хочешь. Если, конечно, решишься.
Я сверлю его взглядом и вижу, что он уже смотрит на меня.
Наши взгляды сталкиваются.
— Я сделаю татуировку, — мой голос звучит не так твёрдо, как мне хотелось бы. Почти… с придыханием. — Но она должна что-то значить.
Губы Дома сжимаются, он коротко кивает, ни на секунду не отводя взгляда.
— Например, банку арахисового масла на заднице?
Его подача — мертвенно-серьёзная — именно это и добивает меня. А ещё воспоминание о том, как Джош, с жуткого похмелья, ввалился в мою комнату, бормоча, что совершил ошибку.
Вся злость и обида испаряются из меня, когда я фыркаю. Потом хихикаю. А потом валюсь в приступ хохота, скручивающего живот.
На своё восемнадцатилетие мой старший брат напился дешёвой водки и нашёл какую-то сомнительную тату-студию, где согласились набить пьяному подростку его идиотскую идею. Джош спустил шорты и приоткрыл бинт ровно настолько, чтобы я смогла разглядеть безупречно детализированную банку с открытым арахисовым маслом и реалистичный ломтик хлеба, густо намазанный коричневой жижей.
— Арахисовая задница, — объяснил он мне.
— Я не буду делать такую тату, — выдыхаю я сквозь смех, потом пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов через нос, чтобы не пришлось пользоваться ингалятором. Но хихиканье всё равно прорывается. — Но знаешь, что ещё более позорно? Что он доделал только половину.
Дом, с улыбкой на лице, приподнимает бровь.
— Половину?
— Ну да. Половину бутерброда. — Я развожу руки, как будто держу два кусочка хлеба. — С арахисовым масло и джемом. Ему нужна была банка с джемом на второй половине.
Боже, это было бы идеально. Задница с арахисовым маслом и джемом.
И тут происходит нечто потрясающее. Щёки Дома слегка розовеют. Сначала едва заметный румянец, но он стремительно темнеет, превращаясь в явный, бесспорный красный.
Он… смущается? Из-за чего?..
Меня вдруг накрывает абсурдное подозрение, и я отступаю на шаг, изучая этого законопослушного мужчину рядом, пытаясь понять, не стану ли я сейчас свидетелем чуда.
— Доминик Перри. — Мой голос дрожит от недоверия и отчаянной надежды. — У тебя… на заднице набита татуировка с банкой джема?
Он выпрямляется во весь свой метр девяносто, скрещивает руки на груди, сжимает челюсти…
А потом коротко кивает.
Мой мир взрывается. Время теряет всякий смысл. Кажется, я теряю сознание, но как-то умудряюсь остаться на ногах.