Здесь всё сухое. Не только юмор Дома. После прохладного, влажного Сиэтла моя кожа кажется тонкой, как хрупкая бумага, готовая потрескаться и рассыпаться. Я тянусь за бутылкой воды, которая болтается в боковом кармане рюкзака. Она узкая, лёгкая и совершенно недостаточная для этого климата. Половину я выпиваю в один глоток, и уже сомневаюсь, что оставшегося хватит хотя бы на двадцать минут.
Я явно не была готова. Октябрь должен быть прохладным, но температура уже добралась до тридцати градусов и, похоже, не собирается останавливаться. Даже мой солнцезащитный крем с SPF 60 кажется бесполезным под этим палящим солнцем. Я натягиваю шляпу пониже и ускоряю шаг, чтобы догнать Дома.
Он остановился перед зданием с криво нарисованной вывеской «Бордель».
— Ого. Проблемы с приложениями знакомств? — поднимаю бровь. — Решил уединиться?
Дом пытается смерить меня грозным взглядом, но я замечаю, как дёргается уголок его жёсткого рта.
— Ищу тень, чтобы прочитать письмо. Чтобы ты не сгорела дотла прямо посреди чтения.
— Это ты сейчас меня вампиром назвал? Самым сексуальным из монстров? Если так, то я воспринимаю это как комплимент.
Губы Дома изгибаются ещё сильнее.
— Внешность у тебя подходящая. Да и клыки тоже.
Я фыркаю, но всё равно взбегаю по деревянным ступенькам и скрываюсь в здании, точно такой же, как он меня назвал, — бегущая от солнца тварь. Не то чтобы я ненавидела солнечный свет. Просто я знаю, насколько больно бывает от передозировки. В солнечные дни я предпочитаю наслаждаться светом, сидя в своём кресле или прямо на полу у окна, в прохладной тени своей квартиры.
А не среди пустыни, где нет ни облаков, ни удобных навесов.
За моей спиной раздаётся тихий смех Дома, а потом и его шаги.
Затем он резко дёргается и выдыхает:
— Чёрт.
Я поворачиваюсь и тоже шарахаюсь назад, увидев тёмный силуэт.
Но потом понимаю, что мы не встретили призрака. Это всего лишь манекен в одежде прошлых веков.
Фальшивый человек — самое современное, что есть в этой комнате. Время безжалостно стёрло остатки того, что здесь оставили бывшие обитатели. Потёртое пианино прислонено к стене, напротив него висит перекошенное зеркало. В углу стоит массивная чёрная печь, простая, но красивая. Не то чтобы мне хотелось увидеть её горящей в этом адском пекле. Я делаю шаг вперёд, и половицы под ногами чуть прогибаются — напоминание о том, что этот дом живёт намного дольше меня.
В воздухе висит пыль, оседая на языке. Я снова достаю воду и делаю глоток.
— Очаровательно, — фыркаю я после, кивая в сторону жутковатой куклы, уставившейся на нас из соседней комнаты. — Что за местечко для загробной жизни.
Дом стоит рядом, массивный, тёплый.
— Думаешь, здесь есть призраки?
Я прищуриваюсь, пытаясь понять, издевается он или нет. Но лицо у него непроницаемое.
— Если они здесь есть, я не собираюсь говорить обратное и нарываться на их гнев. Но если ты хочешь, чтобы какая-нибудь призрачная проститутка наслала на тебя проклятье, то флаг тебе в руки. — Я указываю на старинный туалетный столик с треснувшим зеркалом.
Дом открывает рот, но я прижимаю ладони к его груди и толкаю в сторону следующей комнаты.
— Вот туда. Будешь оскорблять мёртвых, когда я буду вне зоны поражения.
Дом закатывает глаза, но не утруждает себя тем, чтобы скрыть улыбку.
— Трусиха.
Я уже открываю рот, чтобы придумать ответ получше, но он опережает меня.
Снимает рюкзак, расстёгивает боковой карман. Достаёт одно из писем Джоша.
— Хочешь прочитать? — спрашивает, протягивая мне конверт.
Я принимаю его. А потом мой взгляд невольно скользит вниз. На наши запястья.
С любовью, Джош
Моё тату теперь полностью зажило, только иногда слегка зудит и побаливает. Чёрные линии плавно вросли в кожу, и если закрыть глаза и провести по ним пальцем, я даже не почувствую.
Но я всё равно постоянно провожу по ним кончиками пальцев.
Десять месяцев, а я всё ещё думаю о нём каждый день. Не уверена, что хоть один час прошёл без мысли о Джоше. Без мимолётного воспоминания о его улыбке. Без желания написать ему какую-нибудь ерунду из своей жизни.
Когда я вытягиваю письмо из рук Дома, мой взгляд невольно цепляется за его запястье. Из-под ремешка часов выглядывают те же буквы.
Я тут же опускаю глаза, вдруг чувствуя себя неловко, и тороплюсь развернуть письмо. Мне нужно успеть прочитать его, пока кто-нибудь из очередных туристов не вздумает заглянуть в бордель. Внутри всё сжимается от предвкушения — ещё один кусочек моего брата. Ещё одно письмо. Когда я вижу знакомый почерк Джоша, мне даже кажется, что я слышу его голос, читающий строки вслух.