Дом тяжело вздыхает, но сдаётся.
— Он делал всё, что ты говорила. Если мама, папа или я просили его вынести мусор, это были пятнадцать минут нытья и в итоге кое-как сделанная работа. — Его взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться на дорогу. — Но стоило тебе сказать: «Адам, хватит лениться, вынеси мусор» он тут же несся исполнять приказ. Всё в рекордные сроки, без возражений. И сразу возвращался, спрашивая, что ещё можно сделать.
Теперь, когда он это озвучил, я вспоминаю, как Эмилия и Дом часто просили меня передавать Адаму простые просьбы. Тогда мне было всё равно, чем помочь. Даже если просто быть курьером. Но, похоже, я невольно стала буфером между ним и подростковым бунтом. Мысль об этом вызывает у меня новый приступ сдерживаемого смеха.
— Ты знала, что у Картера дислексия?
Эта неожиданная фраза выбивает меня из шутливого настроя.
— Я… Нет. Не знала.
Ещё одна деталь, которую я бы заметила, если бы не исчезла из их жизни.
Половина улыбки Дома, которую я могу видеть, кажется болезненной.
— Мы тоже долго не знали. Видели, что он умный, но в школе у него всё валилось из рук. Мама всегда тяжело вздыхала, когда приходили оценки. Папа раздражался. Он, конечно, был за самостоятельность, но злился, когда мы не могли справиться. А Картер… он просто не понимал, в чём дело. И закрывался. — Дом проводит большим пальцем по моим костяшкам. — Думаю, именно поэтому Адам начал косячить. Чтобы отвлечь внимание от брата. Да, у него тоже были плохие оценки. Но он не был тем, кто залил всю раздевалку пеной для ванн.
— Что случилось? — Я чувствую себя ужасно, не зная всего этого. Всё, что я знаю, — Картер был на выпускном фото вместе с Адамом. Значит, что-то изменилось.
— Вся раздевалка взорвалась от пены после домашнего матча по футболу.
— Нет, не это. Хотя звучит потрясающе, и я хочу к этому вернуться позже. — Адам, ты гениальный засранец. — Что случилось с Картером?
Дом сжимает мою руку — тёплое, ободряющее давление.
— Помнишь те графические новеллы, которые ты постоянно брала для него в библиотеке?
Я киваю. Иногда Картер прятался под моим зонтом, листая их, потому что, в отличие от Адама, не мог весь день выдерживать социальную активность.
— Он продолжал их читать. Даже после того, как ты… — Дом прочищает горло. — После того, как тебя не стало рядом. Он читал их постоянно. Начал тайком носить с собой в школу, читать на уроках. Один из учителей заметил, что у него они всегда с собой, и спросил, почему ему так нравятся. Картер сказал, что благодаря картинкам он может следить за сюжетом, даже если слова не имеют для него смысла.
Голос Дома становится хриплым.
— И тогда он понял. Четырнадцать лет, и никто до этого не догадался. Вот тебе и государственное образование. Он едва мог читать, но его просто проталкивали дальше, прямо в старшую школу. Хотя это и показывает, насколько он сообразительный, да? Что как-то ухитрялся скрывать, насколько ему тяжело.
У меня сжимается сердце за того тихого подростка, которого я знала.
— Но сейчас у него всё хорошо?
— Когда мама с папой узнали, они поговорили со школой, нашли ему хорошего репетитора. Теперь он хочет быть писателем. Ты знала? Хочет рассказывать истории. Учится на писательском, с дополнительным курсом по дизайну. — Дом нежно проводит пальцем по моей руке. — Очередной способ, которым ты помогла тем летом. Близнецы боготворили тебя. Мама обожала. Папа пытался дать тебе денег, лишь бы ты оставалась подольше. А я…
В салоне машины повисает тишина. Я стараюсь не дать раздражению просочиться в голос, когда наконец разрываю её.
— Ты был благодарен за мою помощь, — заканчиваю я за него.
Его хватка крепчает.
— Не совсем.
— Тогда что?
Дом сжимает челюсть, затем расслабляет её.
— Когда ты помогала мне, я мог дышать. А когда мог дышать, я видел тебя.
У меня перехватывает дыхание, как если бы мы только что перевалили вершину американских горок.
Но на самом деле мы замедляемся, сворачивая на парковку мотеля. Весь этот сумасшедший вихрь — только в том, что я чувствую рядом с этим человеком, которого, возможно, я никогда по-настоящему и не знала.
— А сейчас ты меня видишь? — шепчу я, в голосе больше уязвимости, чем я когда-либо позволяла себе рядом с Домиником Перри.
Его ответ не заставляет себя ждать.
— Ты — всё, что я вижу.
Глава 26
Если бы не риск быть похороненной под лавиной снега в арендованной машине, я бы ещё час сидела в оглушённом молчании.
«Ты — всё, что я вижу.»