Круглый оставляет свечу гореть, раскладывает на столе приборы.
Круглый. Олимпийский... кому он нужен, да и во что теперь превратилась ваша Олимпиада! Медали вручают, потом отбирают, все спортсмены — на игле!.. Олимпиада... Даже террористам она неинтересна!
Мужчина в синем костюме. Послушайте... как вас...
Круглый. Зовите меня — отец. Меня здесь все так называют... может, потому что я добрый, или моя кухня очень напоминает домашнюю...
Мужчина в куртке. А имя у вас есть, мне хотелось бы узнать ваше имя...
Отец. Имя у меня есть... обычное имя... мне больше нравится — «отец»... туристы придумали, может, даже в насмешку, а мне понравилось... может же быть и у меня какая-то радость... доставьте мне удовольствие, называйте меня отцом...
Мужчина в синем костюме. Хорошо, послушайте... отец... почему же ваше заведение называется «Паб», ведь в пабах не готовят...
Отец. Да? Но видите ли... Здесь так много туристов... вообще-то мое заведение правильнее называть «Паштелярия» — это по-нашему вот такой вот ресторанчик так и называется, но кому что скажет такое название? Никому и ничего! А вот паб — это слово интернациональное! Представьте себе, — идет вот с прогулки обычный такой турист или нелегал, идет и есть хочет, а кругом одни паштелярии, — и вдруг — паб, у него аж крылья от счастья вырастают, и так он радуется родному слову, что и меня отцом готов называть!
Мужчина в куртке. То есть вы обманываете народ, главное, чтобы все к вам шли!
Отец. Главное получать то, чего хочешь, а хотим мы того, чего, к сожалению, не заслуживаем! Но я все равно принесу вам ваш заказ, потому что вовсе и не важно, паб это или нет, важно то, что вы хотите гиннесс, виски и суп-крем грибной, и это все у меня в моем пабе есть! (Недовольный отец уходит.)
Пожилой мужчина. Взял приборы зачем-то разложил... зачем мне вилка? (Берет нож в руки.)
Мужчина в синем костюме. Это видите — такое к нам грубое обращение, потому что мы нарушили наш привычный имидж... Вокруг нет охраны (пристально смотрит на мужчину в куртке, тоже берет нож), фотографов, его никто не проверял, — вот он и наглеет... отец!
Пожилой мужчина. (Опасно размахивает ножом.) Да, я давно заметил, стоит отклониться от своего образа — и все, — с тобой никто не считается... Я с ужасом думаю о том времени, когда мне придется, придется уйти с поста... столько, столько подонков, которые не церемонятся с тобой даже сейчас, поливают грязью... (надвигаясь с ножом на мужчину в куртке) у вас много... много хороших идей, например, как сделать так, чтобы в журналистику не попадали подонки, которые пишут о чем хотят! Нам бы поучиться у вас...
Мужчина в куртке. (Отодвигаясь от пожилого.) Да, с этим у нас все в порядке... хорошее образование и строгие экзамены... вот подонки и не попадают в журналистику!
Мужчина в синем костюме. Да перестаньте, ладно! Строгие экзамены... просто у вас нет демократии, поэтому и подонков мало! (Заносит нож над мужчиной в куртке.)
На мгновение свет в пабе выключается. Когда свет включается, на месте мужчины в куртке оказывается женщина-проповедник, из ее шеи и ребер торчат рукоятки ножей. Опешивший мужчина в куртке сидит на краю стола. Двое других мужчин резко отдергивают руки от ножей.
Женщина-проповедник. Простите, я прерву вашу нелепую беседу! Время, время поджимает... Что? Что вы опешили? Да, это я... Я назначила вам встречу!
Мужчина в куртке. Просто вы так, из ниоткуда...
Женщина-проповедник. Правильно, я как раз оттуда... (Выдергивает из своего тела ножи, кидает их на стол.) Да, если б про нас писали пьесу, для вашего появления пришлось бы сочинять длинные ремарки, как вы вошли, оглядывались, а для моего появления никаких ремарок не нужно, — я из ниоткуда, ну, что ж, — к делу! Так, стоп, что вы так на меня уставились?
Пожилой мужчина. Нет, просто...
Женщина-проповедник. А что вы ждали — такого (делает рожки), с копытами?! Нет это спецэффекты, это дорого... Но у меня тоже — грудь недешевая, — потрогайте, как своя! (Опрокидывается на мужчину в синем костюме, хохочет.) Кожа, ножки... Знаете, сколько сейчас это стоит, так что не расстраивайтесь...
Мужчина в синем костюме робко трогает то одну, то другую грудь женщины, пожилой гладит ее ноги, мужчина в куртке постукивает по сапогам женщины, как будто действительно хочет найти копыта. В зал выходит отец с подносом. Он начинает раскладывать на столе сыр, хлеб и масло. Все смущаются, одергиваются, женщина смеется.