Раздражённо вздохнув, Драко наблюдал, как студнеобразные пальцы на его руках вновь наполняются костями.
— Почему ко мне не пускают посетителей?
— Потому что к тебе до сих пор никто не приходил?
Выражение его лица было настолько потешным, что, не выдержав, я звонко рассмеялась. Всё-таки поводов для смеха в моей жизни в последнее время настолько мало, что нужно пользоваться моментом. Вновь взглянув на Малфоя, я резко притихла. Если после моих слов он был удивлён и оскорблён, то сейчас смотрел на меня своими невозможно серьёзными серыми глазами, будто пытаясь что-то внутри себя понять. Когда тишина между нами стала напряжённой, он задумчиво произнёс:
— Никогда не замечал, что у тебя такой приятный смех.
Я невесело усмехнулась.
— Может, просто у меня не было повода смеяться в твоей компании?
***
Я знала, что рано или поздно это произойдёт. Мы привыкли к обществу друг друга, как привыкают друг к другу два человека на необитаемом острове. До появления Малфоя я даже не подозревала, насколько сильно соскучилась просто по человеческому обществу.
— А чем занимаются другие твои пациенты во время бодрствования? — За окном пушистыми мазками снег укрывал мир. Небо уже начало терять яркость, но никто из нас не хотел зажигать свечи.
— Обычно они спят, если не принимают костерост или пищу. — Трансфигурировав из жёсткого стула удобное кресло, я забралась на него с ногами и была поглощена чтением. Впрочем, на его вопрос я ответила, даже не подняв головы.
— И они на это согласны? — Тонкая бровь взлетела вверх, скрываясь за отросшей платиновой чёлкой.
— Кроме тебя, никто не выдерживает осознания тщетности своего пребывания здесь.
И вновь это фырканье. Страшно подумать, я научилась различать разные оттенки этого специфичного выражения эмоций. Оказывается, далеко не всегда «фыр» означало презрение. Это могло быть и недоверие, и скрытый смех, и усталость, и раздражение. Сейчас в нём сквозило столько самодовольства, что, не удержавшись, я подняла глаза от книги и улыбнулась.
— Тебе помогает окклюменция, да? — Я метила пальцем в небо, но по тому, как он сдерживал губы, чтобы не улыбнуться, осознала, что попала в цель. Мгновение. И только зародившуюся улыбку сменила печать скорби.
— Когда пару лет живёшь с осознанием, что в твоём родном доме главенствует Тёмный Лорд… в доме, где ты ребёнком воровал сладости с кухни и давал эльфам смешные имена. В доме, где тайком от родителей держал под кроватью детскую метлу. Когда все ложились спать, под покровом ночи и прикрытием самого верного домовика (это, кстати, был не ваш любимый Добби) летал по коридорам особняка, чтобы стать лучшим ловцом в будущем. В этом доме убивают, пытают, насилуют на твоих глазах ни в чём не повинных людей. Даже твоих преподавателей и сокурсников, которым просто меньше повезло. А иногда и твою мать, которая чудесно играет на фортепиано. Теперь же её руки под действием круцио царапают ковёр, привезённый прапрадедом из поездки в арабские страны. Когда-то этот ковёр был приятного светло-зелёного цвета, на его поверхности летали смешные докси, и грациозно вышагивал или просто спал молодой единорог. Теперь же, — он глубоко вздохнул и как будто вынырнул из воспоминаний, с удивлением обнаружив, что у его горькой речи есть слушательница, широко распахнувшая в своём ужасе глаза. Драко будто смутился и, отвернувшись к окну, продолжил более тихо: — Единорог первым покинул полотно ковра. Не знаю, как ему это удалось. К концу месяца исчезли и докси. Я избавился от ковра, как только вернулся после победы над Тёмным Лордом в мэнор. Я вынес всё, к чему прикасался этот ублюдок: все вещи и картины, которые он отмечал одобрением, мрачные шторы в обеденном зале, стол, по которому скользила его змея. От книг избавляться было тяжелее всего. Вместе с домовиками мы сожгли всё, что могло напоминать об этом времени, на лужайке перед поместьем. Всё это время я жил лишь благодаря окклюменции, которой обучил меня Северус. Окклюменция помогала заталкивать поглубже тот ужас и отвращение все два года перед лицом сбрендившего маньяка, который поселился в моём доме. После этого закрыть рот тоненькому голоску, который паникует о том, что я могу лишиться разом всех костей, достаточно просто.
Он всё ещё смотрел на снег, который укрывал мир белым полотном, и был настолько погружён в себя, что, когда я подошла и сжала его плечо в поддерживающем жесте, вздрогнул. Драко не повернул лица, но еле заметно кивнул, и этого было достаточно, чтобы я, осмелев, провела рукой по его волосам, пропуская пряди сквозь пальцы. Никогда бы не подумала, что у человека могут быть такие тонкие волосы. Ещё раз сжав его плечо, я забрала книгу, вернула жёсткому стулу первоначальный вид и вышла из бокса. Скоро зазвонит таймер для зелья номер три.
***
— Чёртово пойло убивает мои вкусовые рецепторы. — Драко осторожно поглощал горячий суп, каждый раз пытаясь ощутить на языке хотя бы толику вкуса. Я могла лишь вздохнуть.
— Ты не смог бы держать ложку до приёма лекарства.
— Тогда почему бы тебе самой не покормить меня?
Я выразительно подняла брови, повернувшись к нему лицом.
— Я разве похожа на домового эльфа?
Белобрысый нахал сделал вид, что задумался над моим вопросом, разглядывая меня с ног до головы.
— Нет, — наконец вынес он вердикт, и мне не понравилось, как сверкнули его глаза. — У домового эльфа никогда не вырастет столь аппетитной груди.
Я с трудом удержала себя от соблазна вылить остатки супа на его шевелюру.
***
— Расскажи мне, как это выглядит в конце.
Малфой сегодня отказывался принимать зелья, задумчиво рассматривая длинные пальцы, свисающие с ладони, лишившись костей. Я могла бы его понять. Полтора месяца, проведённых взаперти один на один с колдомедиком, и ни единой надежды на скорейшее излечение. Я вздохнула, села на край постели и взяла в свою ладонь вторую руку Драко.
— Представь, что ты лишился костей не только в конечностях. В начале исчезнут кости таза, и ты потеряешь управление ногами. Руки к тому моменту останутся безвольными тряпками. — Провожу ладонью выше по его предплечью, прямо к плечам. Под моими пальцами напрягаются некогда развитые мускулы. — Ты сможешь только немного колыхать ими при достаточно развитых мышцах, не имея возможности делать какие-либо нормальные движения. Дальше проклятие возьмётся за позвоночник и рёбра. — Ещё одно движение, очерчивающее его ярко проступавшие кости на груди. Гадкий вкус зелья отбивал даже намёк на аппетит, которого и так было слишком мало в этой удручающей ситуации. Наследник Малфоев знатно похудел. — Твои внутренности начнут самопроизвольно лопаться, не выдерживая тяжести друг друга. В этот же момент череп станет мягким. — Легко очерчиваю его подбородок, скулы. — Станет тяжелее дышать, начнётся дикое давление на глазные яблоки…