— У него-то что было?
— Там его жена лежала. Она умерла, бедняжка.
— От чего, Люси, от того же, что Эмильсен?
— Нет, вроде у нее было кровоизлияние, долго болела, но было ясно, что она умрет.
— Странно — кровоизлияние у нестарого человека.
— Об этом она особо не распространялась. У нее одна тема: он.
— А он уже поглядывал на других женщин, в такие минуты?
— Нет, он вроде расчудесный, только и думает, что о доме. И за женой ухаживал, не жалея сил, пока она болела.
— И как же так получилось?
— Она видела его мельком в санатории, мимоходом, в коридорах, когда ее водили из палаты на процедуры.
— И в такие моменты ее тянуло заглядываться на мужчин?
— Не забегай вперед, девушка не из тех, кто заглядывается. С ней случилась очень странная вещь, Нидия.
— Какая?
— Когда она его увидела, ей показалось, что это другой, ну в смысле, что он очень похож на того, другого мужчину, которого она сильно любила много лет назад и с тех пор больше не видела, это ее крайне поразило. И она подумала, что этого, из санатория, тоже никогда больше не увидит.
— Судя по твоим словам, этот из санатория не был похож на ее бывшего мужа.
— Нет.
— Значит, она вертихвостка, Люси.
— Нет, по-моему нет. Она помногу часов работает, и много занимается. И вовсе ей не до того, чтобы за кем-то бегать. Нет, Нидия, что ты. Иначе она бы не кинулась к нему очертя голову, когда он попался ей на пути.
— Ну, я к тому, что их уже трое: бывший муж, этот, с кем она познакомилась в санатории, и тот, на которого он так похож.
— Судя по ее намекам, после развода она сильно увлеклась тем типом из Мексики и теперь этим, здешним, и все.
— Конечно, аргентинец, мексиканец и бразилец, они очень похожи.
— Да, муж был аргентинцем, я тебе говорила?
— Был? Он что, умер?
— Нет, жив.
— Знаешь, Люси, никак не могу привыкнуть говорить: Эмильсен была тем-то и тем-то. Что ее больше нет.
— Но она живет в твоей памяти, в воспоминании всех, кто ее любил.
— Это дела не поправит. Конечно, она всегда будет жива в моей памяти, но что мне с того? Я хочу поговорить с ней, потолковать о том о сем, и не могу! Тоскую, а ее в живых нет как нет.
— Нидия, иначе и быть не может, понятно, что горько, как не горевать, если теряешь дочь? Да еще такую, что всегда была тебе подругой.
— Как бы я хотела привыкнуть к мысли, что ее больше нет. И послушать ее совета, она ведь, как заболела, видя мое беспокойство, когда ей становилось хуже, смотрела мне пристально в глаза и говорила: “Ты себя береги”.
— Помню ее еще здоровой. Так жаль, что я не могла быть с вами, когда вы столько всего пережили, от Рио до Буэнос-Айреса так далеко
— Хорошо, ты не видела ее во время болезни. Она никогда не жаловалась, но сильно сдала.
— Какая девочка, какая сила духа!
— Люси, скажу честно, она ведь ни разу не намекнула, что знает, что с ней. Ни разу не пожаловалась при мне, никогда.
— Просто берегла тебя.
— Я не хотела сейчас ехать в Рио, не было сил, но вспомнила, как она говорила, что надо себя беречь, и поехала.
— Знаешь, Нидия, тебе это пойдет на пользу. Пляж, вечерняя прохлада — будешь хорошо спать, в прошлый твой приезд у тебя снизилось давление, и теперь будет так же, вот увидишь.
— Но тогда мне было семьдесят восемь лет, а теперь восемьдесят два.
— Ах, пожалуйста, не произноси эти цифры, звучит как шутка.
— Какие тут шутки…
— Нидия, сядем на диету построже, и давление у тебя снизится. Немного сбросишь вес, и тебе станет лучше.
— Не готовь больше мучного, не могу устоять перед твоей лапшой.
— Соседке так понравилось, а она ведь из семьи испанцев, там больше готовят из риса.
— Почему она переехала в Рио?
— Она уехала из Аргентины во времена Исабелиты и “Тройного А”, когда пошла эта кампания против психоаналитиков, мол, все они из левых. Она-то не психоаналитик, у нее диплом психолога.
— Этого я никогда не понимала, раньше таких дипломов не было.
— Когда я училась, не было такой специальности, а то бы я выбрала ее. Надо было пройти всю медицину, а потом специализироваться в психиатрии.
— Да, это я помню, Люси.
— Вот, а потом ввели специальность “психология”, изучать медицину стало не обязательно, отсюда и пошли все эти шарлатанки, да простит меня бедняжка Сильвия, ведь она со мной всегда так любезна.
— А о психоаналитиках-женщинах ты ни словом не обмолвилась.
— Понимаешь, в дипломе писали “психолог”, психиатр звучало слегка старомодно, а те, кто изучал медицину, окрестили себя психоаналитиками, по словам этой самой Сильвии. Как-то так.