— Что, разоблачили вас, товарищ военврач? — спросил рослый летчик и встал: девушка-регистратор жестом подозвала его к окошку.
— Нас ждут, — сказал он, возвращаясь.
И в этот момент громкий голос из динамика раздельно произнес:
— Граждане пассажиры, в виду нелетной погоды рейсы, — далее следовало наименование чуть ли не десятка рейсов, — отменяются…
Дремавшие на скамейках пассажиры встали со своих мест, аэропорт загудел возбужденными голосами, у окошка камеры хранения сразу же выросла очередь. Платон Григорьевич сел было на место, но рослый пилот подошел к нему и тихо сказал:
— На нас не распространяется… Матч состоится при любой погоде…
Они вышли на летное поле. Моросил мелкий дождь. Сверкая прожектором, разворачивался на дальней взлетной дорожке пассажирский лайнер. Кто-то взял из рук Платона Григорьевича его чемоданчик, и вся группа быстро пошла вслед за девушкой с повязкой дежурного к темневшему невдалеке силуэту небольшого самолета. Платон Григорьевич первым поднялся по трапу и, согнувшись, вошел в овальную дверь.
— Не споткнитесь! — предупредил рослый пилот. — Там посередине рельсы.
Платон Григорьевич прошел вперед, за ним поднялись остальные пассажиры. Дверь самолета закрылась, и на пороге командирского отсека показался пилот самолета.
— Добрый вечер, граждане пассажиры! — громко сказал он. — Позвольте провести перекличку.
— Не позволим, — сказал кто-то. — Это дело стюардессы.
— Чего нет, того нет, — нарочито серьезно сказал пилот, и Платон Григорьевич понял, что командир корабля великолепно знает всех своих «пассажиров».
— Ну, ребята, вы как знаете, а я не полечу, — обратился к остальным рослый пилот. — Требуйте жалобную книгу. Никакого тебе комфорта, никакого уважения. И посмотрите на лицо этого товарища, лично мне оно не внушает ни малейшего доверия.
— У меня античное лицо, — строго сказал командир корабля, и Платон Григорьевич невольно улыбнулся: говоривший был скуласт, густые брови вразлет, нос мягкий, добрый, картошкой.
— Античное? — переспросил кто-тo. — Тогда все, вопросов нет. Привязывайтесь, товарищи, покрепче.
Все завозились, доставая ремни. Платон Григорьевич удивленно на них посмотрел: в пассажирских самолетах пилоты форсят, ремни будто и не для них.
— А вы, товарищ военврач? — обратился к Платону Григорьевичу сидевший с ним рядом пилот, тот самый, который проходил у него когда-то отборочную комиссию. — Давайте я помогу вам.
— Нет, нет, я сам, — Платон Григорьевич нащупал ремни, небрежно застегнул пряжку.
— Так дело не пойдет, — сказал ему сосед. — А ну-ка, дайте мне. — Он тщательно затянул широкие мягкие ремни, наклонился, чтобы рассмотреть пряжку. — Шуток нет меж нами, — строго шепнул он, и Платон Григорьевич почувствовал, что предстоящий перелет будет не совсем обычным.
— Внимание! — донесся голос командира корабля. — Приготовились! Рельсы свободны?
Сосед Платона Григорьевича взглянул в проход и за всех громко ответил:
— Свободны.
И тут Платон Григорьевич заметил узкие трубчатые рельсы вдоль всего прохода, по которым от.хвоста самолета медленно катилась тяжелая тележка. Она разгонялась все быстрее и быстрее, вихрем пронеслась к носу корабля, с шумом остановилась.
— Подъем! — сказал командир корабля, и его голос прозвучал торжественно и властно.
— Пошел… — тихо сказал сосед Платона Григорьевича.
— Воздух… — подтвердил рослый пилот, сидевший сзади. — Хорошо…
Платон Григорьевич ждал пробежки, характерного покачивания в момент отрыва от земли, но ничего этого не было. Была тишина, негромкое урчание электромотора, установленного на тележке, но ни малейшей вибрации, ни звука моторов, ничего. Платон Григорьевич оглядел лица пилотов и подумал, что летная специальность накладывает какой-то неизгладимый отпечаток, будто волшебная кисть коснулась глаз, рук, смягчила движения. «Профессия и связанные с нею внешние признаки — чем не тема для психолога, — подумал он. — Но тут что-то другое, что-то другое».
— Закрыть окна, — последовала команда. Сосед Платона Григорьевича показал ему на небольшой рычажок возле его кресла.
— Возьмите его на себя, — сказал летчик. — Вот так.
Платон Григорьевич повернул рычаг и увидел, что между стеклами окна поползла черная шторка.
— Вы не скажете, зачем это? — осведомился Платон Григорьевич.
— Сейчас увидите, — ответил пилот, не отрывая глаз от окна.
И вдруг все вокруг залил яркий синий свет.
— Вот оно, солнце! — воскликнул сосед Платона Григорьевича. — Смотрите!