— У меня, — сказала она горделиво, — живут студент Берлинского университета, молодой пианист и студент Хайдельбергского университета — он сейчас в отпуску; как видите, компания подобралась неплохая. Могу я осведомиться, чем вы занимаетесь?
— Точнее всего будет сказать, что я художник, — ответил Чарльз уповательно.
— Это просто замечательно! — сказала хозяйка. — Именно художника нам и недоставало.
— Я плохо знаю немецкий, но надеюсь на вашу снисходительность, — сказал Чарльз, несколько подавленный ее светскостью.
— Это дело поправимое, — сказала хозяйка, милостиво, по-матерински улыбнулась и добавила: — Я венка, вот почему я говорю несколько отлично от берлинцев. Позволю себе заметить, если вы и впрямь намереваетесь изучать здесь немецкий язык, венское произношение отнюдь не из худших.
Комната. Комната как комната. Не счесть, сколько точно таких же комнат он перевидал за время своих поисков. Будь у него выбор, он, конечно, выбрал бы что-нибудь другое, но это, пожалуй, наименее удручающий образчик общепринятого здесь стиля: роскошный восточный ковер сумрачных тонов, из-под собранных пышными складками бархатных портьер выбегают тюлевые занавески, большой круглый стол, покрытый опять же восточным ковриком в приторно-изысканной гамме красок. В одном углу два низких дивана, на них груды шелковых и бархатных подушек, на стене над ними — застекленная полочка, уставленная миниатюрными безделушками, в основном из серебряной филиграни и тончайшего фарфора, на столе — тяжеловесная лампа под затейливым абажуром розового шелка, желобчатым, обшитым бахромой и украшенным шелковыми кисточками. Массивная кровать под покрывалом переливчатого шелка поверх пуховой перины, громоздкий шкаф темного полированного дерева, до того изукрашенный резьбой, что не разобрать, какой он формы.
Жутковатая комнатенка, ничего не скажешь, но он ее снимет. Хозяйка с виду не злая, да и меньше за такой кошмар нигде не возьмут. Она охотно согласилась предоставить ему для работы простой стол с настольной лампой и добавила:
— Надеюсь, вы проживете у нас по меньшей мере полгода.
— Увы, только три месяца, — сказал Чарльз: он ожидал, что разговор примет такой оборот.
Хозяйка безуспешно попыталась замаскировать разочарование приветливой улыбочкой.
— Как правило, комнаты сдают на полгода, — сказала она.
— Но через три месяца я уеду из Германии, — сказал Чарльз.
— Вот как? И куда? — спросила она, просияв так, будто эта поездка предстояла ей самой.
— Скорее всего в Италию, — сказал Чарльз. — Сначала в Рим, потом во Флоренцию. Ну а потом буду колесить по всей Европе, — добавил он бесшабашно и тут впервые почувствовал, что это не пустые слова, что так и будет.
— Ах, Италия! — заахала хозяйка. — Я провела там три самых счастливых месяца моей жизни и всегда мечтала еще раз туда съездить.
Чарльз остановился у стола. На шелковом коврике рядом с лампой стояла гипсовая копия Падающей пизанской башни сантиметров в двенадцать высотой. За разговором он потянулся к ней, едва касаясь кончиками пальцев, приподнял, и хрупкие гипсовые колонки аркад продавились. Они просто-напросто рассыпались в прах от его прикосновения и, едва он отдернул руку, усеяли массивное основание лампы. Он увидел, как от лица хозяйки отхлынула кровь, а ее голубые глаза заволоклись слезами, и пришел в ужас.
Самообладание Чарльза обратилось в прах вместе с башней.
— Мне очень жаль, — промямлил он, сознавая, что не на шутку огорчил хозяйку, конфузясь, что постыдно выставил напоказ свою вечную косорукость, праздное, пустое любопытство, дурную привычку хватать все что ни попадя. Ну что бы ему попридержать руки? — Ради бога, разрешите мне возместить вам эту потерю.
— Ее нельзя возместить, — сурово, с оскорбленным видом сказала хозяйка. — Этот сувенир — память об Италии. Мы с мужем привезли его шутки ради из нашего свадебного путешествия. Мужа давно нет в живых. Нет-нет, башенку возместить никак нельзя.
Чарльз, которому не терпелось убежать на вольный воздух и поскорее забыть об этом унизительном происшествии, сказал:
— Мне, наверное, надо сходить за вещами. Я вернусь через час.
— Хорошо, — сказала она рассеянно, крошку за крошкой собирая обломки на листок бумаги. — Одна надежда, что ее удастся починить.
— Прошу вас, разрешите мне оплатить связанные с этим расходы, — сказал Чарльз. — Мне очень-очень жаль.